способного защитить тебя, если что-нибудь пойдет не так.
– Защитить
– Да, знаю, я не вполне добросовестно этим занимался до сих пор.
– Погоди.
– Милл-От.
–
– По крайней мере, он хотел, чтобы я был способен защитить тебя, если возникнет такая необходимость.
– Твою мать.
Она уже забыла о моих преступных наклонностях. Забыла о фотографиях погибших подростков.
Трудно не понять, о чем это говорит.
Я спрашиваю:
– Вы с Милл-Отом…
– Что? – рассеянно переспрашивает Вайолет.
– Милл-От и есть
Это приводит ее в чувство:
– Нет.
– Тогда чего ж ты так краснеешь?
Она отворачивается:
– Пошел ты. Не краснею я.
– Это он!
– Я не хочу это обсуждать.
– Тогда нам лучше с этим разобраться.
– Тебя это не касается.
– Что ты трахаешься с нашим общим боссом?
–
Ну, хоть теперь я вернул себе все ее внимание.
– Ладно, – заявляет она, – во-первых, я с ним не трахаюсь. Во-вторых, с тобой я тоже не трахаюсь. Так чтo, блин, из этого касается тебя? Мы с тобой целовались.
– Это был единственный раз, когда я видел тебя трезвой после захода солнца.
– Иди ты в жопу! – Она вскакивает на ноги. Отворачивается от меня, потом отворачивается и от фотографий, и от меня. – Это бред собачий. И это бестактно. Может, не совсем необоснованно, но бестактно. Это охренеть какая наглость! И в чем же
– Сплю. Когда я
– Тьфу! Забудь мой вопрос. Это такая пошлятина. Ты считаешь, что Милл-От хочет меня, и вдруг сам хочешь
– Вообще?
– Милл-От для таких разговоров недоступен. А ты не отвечаешь на вопросы.
– Ну, я хотя бы доступен.
– Да пошел ты. Не пытайся меня рассмешить. Это не смешно – быть рядом с тобой. Ты выставляешь все так, будто с тобой весело, но ни фига. С тобой страшно. Потому что я даже не знаю, кто ты такой. Серьезно – ты, блин, вообще кто? И чего тебе от меня надо? Так, оттопыриться в командировке? Или чтобы мы стали
Черт.
Все верно, заслуженно, но черт. Поразительно, сколько всего, что я думал о ней, вдруг кажется нелепым[67]. И сколько всего, что я наговорил ей.
– Я не знаю.
– Отлично. Дай знать, когда решишь. А пока – тебе нужна эта комната?
