востоку, пока не пошел на снижение, скрываясь за лесом. Его еле слышное гудение, оплывавшее с высоты, затихло, зато заговорили пушки – глухая канонада донеслась из дебрей, и вот рванули первые снаряды.
– Наших кроют, гады, – процедил майор.
– Ладно, – хмуро сказал Судоплатов, – идем.
И братья Ефимовы повели нежданных попутчиков дальше. А дальше, за болотом и густым буреломным лесом, стояла всеми забытая деревушка с названием смешным, хотя и малость зловещим – Комарики.
– Немцы к нам не заходили, – болтал Вася, – потому что дороги нет. Один раз только парашютисты высадились, но мужики их всех переловили.
– Молодцы! – оценил Судоплатов.
– Ага! – подхватил Ефимов-младший. – У нас одних летчиков схоронилось человек семь. Или восемь…
Чувствуя, что наговорил лишнего, Вася увял. Николай с укором посмотрел на него и вздохнул.
– Летчики, говоришь? – прищурился Павел. – Дезертиры?
– Да вы что?! – всколыхнулся Коля и запнулся. – А вы… правда комиссар?
– Честное пионерское, – улыбнулся Судоплатов.
– Вы не думайте чего, просто наши из окружения выходили, раненых на себе тащили, вот и оставили у нас, а сами – за линию фронта.
– Понятно.
Деревня Комарики не поражала размерами – полтора десятка домов выстроились вдоль одной улочки, уводившей в лес.
Замычала корова, прокукарекал петух. Колко ударил топор, разваливая полено. Накатило запахами навоза, сена, запаренных веников.
Немногие жители, в основном старики да старухи, не прятались по домам, а выходили за ворота. Опираясь на палки, а то и на клюки, они молча и сурово глядели на незваных гостей. Смотрели без ненависти, но и не обреченно, с каким-то мудрым спокойствием, немного печальным.
А затем на улицу шагнули мужики помоложе. Эти держали в руках винтовки, и было ясно, что они уж точно не рады визитерам.
– Колька! – сердито спросил один из них. – Ты чего немцев привел, паскудник этакий?
– Дядь Миш, это не немцы!
Судоплатов второй раз за день представился:
– Комиссар госбезопасности 3-го ранга.
– А документики? – пробурчал дядя Миша.
– А бильше тоби ничого не треба? – сердито спросил Микола. – Партизаны мы! 1-я партизанская армия. Ясно?
«Приезжие» и «встречающие» сошлись поближе. Павел оглядел недоверчивые лица и усмехнулся.
– Мы на задании и немецкой формы не стыдимся. А вы что же? Уже стесняетесь формы красноармейцев? Или отсидеться думаете? А внукам что рассказывать будете? Как прятались за печкой, будто тараканы? Или врать станете про службу в Красной Армии?
– А ты нас не срами, комиссар! – с угрозой сказал угрюмый мужик с нестрижеными патлами. – Мы свое отвоевали, понял?
– Понял. Коля, что ж ты брехал, будто у вас дезертиров нет?
Патлатый ощерился, вскидывая обрез, но выстрелить не поспел – у него в переносице вдруг образовалось черное пулевое отверстие.
Все застыли, а Федя Ермаков, не опуская пистолет с глушителем, проговорил четко и яростно:
– Комиссар с нами с самых первых дней, ясно? Вас еще не призывали на фронт, а мы уже били фашистов – под Гродно, под Брестом! Били и будем бить, пока не займем их гадский Берлин! А трусы пускай прячутся, нам такие не нужны.
– Хорош, хорош! – зароптали в толпе.
Вперед вышел хромой мужчина лет тридцати.
– Не суди обо всех по одному, – веско сказал он. – Митяй всегда таким был – и вашим, и нашим. А мы не отсиживались, комиссар. Бабкам местным большое спасибо – выходили. Я вот, со своими, первым оклемался. Так мы сколько уже раз к железной дороге выходили! Оружие добывали да патроны. Лекарства тырили у немцев…
– А я никого не осуждаю, – спокойно сказал Судоплатов. – Просто идет война. Я воюю, и мои товарищи воюют. Вчера вот мы были в Клесово и расстреляли сотню бандеровцев. А потом нас самих прижали румыны, то ли батальон, то ли два. И мы пришли сюда
