не затем, чтобы отсидеться…
– А зачем? – прищурился хромой.
– Не зачем, а за кем. За вами. Коли уж с десантом немецким совладали, то знаете, с какой стороны у винтовки дуло.
– Мы вообще-то к линии фронта хотели двигаться. Уже и припасы в дорогу собрали…
– Если и доберетесь, то месяц проведете в пути. И многие ли из вас дойдут до передовой? А насчет линии фронта… Я не просто так сюда из Москвы послан. Меня назначили командующим 1-й партизанской армией. У нас, правда, всего три дивизии, зато и самолеты есть, и танки, и артиллерия. Зачем все это? А чтобы открыть фронт в тылу врага! Да так немцам с румынами врезать, чтобы они своими тушками местный чернозем унавозили на метр вглубь! Годится вам такой фронт?
Хромой оскалился.
– Годится, командир!
В тот же день, ближе к вечеру, Судоплатов повел свой отряд обратно. Теперь за ним шагал целый взвод – и летчики, и танкисты, и пехота. Все те, кто «задержался» в 41-м, чах в Комариках, но пошел-таки на поправку.
У Павла были большие сомнения насчет всеобщего энтузиазма окруженцев. Наверняка кое-кто из них намеревался и в самом деле отсидеться в глуши. Но одно дело, когда подобное решение принимают все и держатся его, и совсем другое, если ты в остатке, как трусливое меньшинство.
Страх, стыд и чувство долга – вот что заставило красноармейцев пойти за Судоплатовым. Хватало и таких, которые рвались на фронт по-настоящему, но сочли разумным встать под партизанские знамена.
А молодых бойцов привела в восторг сама возможность наступления в тылу – этого еще не делал никто! Не просто напасть, стянуть, убить и смыться, а атаковать сразу десяток городов и сел, да чтобы танки, самолеты, артиллерия! Здорово!
Только вот Судоплатову было не до восторгов. Раньше он не считал себя склонным к бесшабашности и лихачеству, тогда за каким лешим он прется теперь? Атаковать пару батальонов силами одного взвода? Это даже не смешно. «А мы попробуем!»
– Женька, – подозвал Павел Трошкина, – в разведку надо.
– Понял, товарищ командир. Тут двое десантников есть. Говорят, кое-что умеют…
– Вот и проверь на деле. А мы потихоньку выйдем туда, где нас накрыли. Найдешь?
– Легко! Разрешите идти?
– Валяй…
За Трошкиным отправились двое крепких парней, шагавших пружинисто, как большие коты.
Разведчики канули в лес и пропали. Вздохнув (про себя), Павел махнул рукой: «За мной!»
Отряд был совсем невелик, и его малость особенно бросалась в глаза теперь, когда до места засады оставались считаные километры. Их тогда одолели не только по причине чьего-то предательства, вольного или невольного, а и потому, что они зарвались, возомнили слишком много о себе.
«Да что нам эти румыны! Да мы их кашей сделаем! Мамалыгой!»
А между тем хоть румыны и те еще вояки, они представляют собой регулярную армию. У партизан же, как их ни школили инструкторы из ОМСБОН, все еще сильна вольница. Дисциплина хромает, а найти командиров – хороших командиров! – на все уровни просто негде, их необходимо растить самим, выдвигать талантливых, смекающих в стратегии и тактике, а это требует времени, которого нет. Ибо воевать нужно сейчас, а не потом.
Судоплатов осторожно выглянул из-за дерева, кору которого во многих местах содрали пули. Да, были схватки боевые…
«Ганомаг» сгорел, его черный, закопченный остов так и валялся на обочине. Еще пара «Опелей» тоже съехала с дороги, уткнувшись передками в сосны. Отметины от попаданий крупнокалиберных пуль настолько частили, что грузовики почти развалились.
Ну, нападавшим, видать, тоже досталось – вон, на повороте, застыл старенький «Т-I», списанный вермахтом и подаренный Румынии: берите, не жалко.
Похоже, этот танк, вернее танкетку, доконали гранатами – «однойке» хватило. Трупов не было, унесли…
– Кто здесь? – послышался строгий окрик Ермакова, и над кустами показалась круглая, наголо обритая голова.
– Муха?! Ты?
Круглоголовый радостно осклабился.
– Тащ командир! Живой!
– Да что мне сделается… Ты один?
