Планировалось высадить в районе Лофотенского архипелага порядка трехсот парашютистов. Чтобы облегчить десантирование, отважная семейка Педера Морсета из движения Сопротивления (отец и семеро сыновей) должна была расстелить на берегу старые паруса, сложив из них большой треугольник.
Команда Морсета была не зря выбрана Судоплатовым – Павел знал, что «в прошлой жизни» Педера и Хельге Морсетов расстреляли, а Одмунда убили в бою. Это были надежные люди – потомки бесстрашных викингов, не выносившие оккупантов.
Хотя министром-президентом и был назначен норвежец – предатель Квислинг, правил страной немец – Йозеф Тербовен. Да и не было никакой страны, существовал рейхскомиссариат Норвегия.
Лофотенские острова прикрывали с моря Вест-фьорд, названный так по привычке. Скорее, это была открытая бухта, в глубине которой начинался запутанный лабиринт истинных фьордов, что доводили корабли до Нарвика, куда из Швеции везли железную руду.
Подводные лодки высадят еще сотню человек, плюс всякие нужности – оружие, надувные плавсредства и прочую «ручную кладь» разведчиков-диверсантов.
Эйтингон отправлялся в путь как раз на «Катюше», субмарине К-21, чему был рад, считая себя бывалым подводником.
Двое суток прошли практически без сна и отдыха, надо было утрясти тысячи мелочей, очень важных мелочей, любая из которых могла поставить операцию на грань провала.
Измотанный донельзя, Наум приплелся в порт, кое-как спустился по трапу в нутро подлодки.
– Приветствую вас на борту, товарищ старший майор госбезопасности! – официальным голосом сказал командир К-21 кавторанг Лунин.
– Без чинов, Николай Александрович, – устало ответил Эйтингон. – Фу-у… Ну, и набегался же я…
– Отдыхайте, тов… Наум Исаакович.
– Пожалуй.
– В лодку, погружаемся!
Добравшись до своей койки в тесной каюте-коробке, старший майор стянул сапоги, снял китель и ремень, да и завалился спать. Вторая койка, предназначенная для старого знакомца – Виктора Пупкова из роты особого назначения при штабе Балтфлота, – пустовала. Шлялся где-то Пупков…
Сквозь сон донеслось:
– Задраить отсеки, погружение! На эхолоте смотреть. Осмотреться в отсеках!
Эйтингон погрузился первым – в глубокий сон.
Часов шесть он продрых точно. Утомление последних дней постепенно отпускало Наума, хотя мышцы и ныли. Ну, это даже приятно, если не ждешь скорой команды «подъем!».
«Не дождусь!» – подумал старший майор и улыбнулся.
Ему было хорошо, он снова оказался в своей стихии. Не в том смысле, что в море, а в деле.
То открывая глаза, то снова смежая веки, задремывая и просыпаясь, Эйтингон мысленно прошелся по той череде мер, которые он успел принять.
Не должно получиться так, как с Троцким, когда первое покушение сорвалось. Второго шанса захватить «Тирпиц» просто не выпадет, или же немцы настолько усилят охрану, что и близко к линкору не подберешься. Нет, все должно произойти лишь однажды, быстро и четко.
Когда ТБ развернутся в обратный путь, к Нарвику станут подлетать дальние бомбардировщики. Если транспортники будут замечены немцами, начнется бомбежка порта – просто чтобы отвлечь внимание. Спору нет, пилоты бомбовозов могут попасть под удар, но тут уж…
Будет подстраховка и у подплава – где-то взорвут цистерну с бензином, и немецкие гидропланы не смогут обнаружить лодки, они просто не сумеют вылететь. В другом месте устроят «нападение партизан» на гарнизон. Краном погрузят на миноносец ящик, полный не запчастей, а тротила, и не выйдет миноноска в море…
Постанывая да позевывая, Эйтингон с хрустом потянулся и сел. С верхней койки выглянул Ганс Мюллер, белокурая бестия.
Немец, Ганс полжизни провел в Норвегии, знал ее фьорды, как родимый фатерлянд. Будет переводить с норвежского.
Что же касается языка немецкого, то одним из обязательных условий набора в команду угонщиков было умение говорить на языке Гёте и Гитлера и понимать сказанное. Многие болтали по-немецки свободно, кое-кто знал «дойч» в объеме разговорника, но
