понимал, что ему говорят.
Нельзя было допустить, чтобы немцы переговаривались между собой, сговаривались, а бойцы опергрупп – ни бум-бум. К тому же, предполагалось, что хотя бы часть экипажа «Тирпица» поделится опытом с краснофлотцами, чтобы в Мурманск линкор пришел, ведомый смешанным экипажем, а не одними немцами, рулившими под дулом пистолетов.
– Доброе утро, товарищ старший майор!
– Скорее уж, добрый вечер. А Виктор где?
– Туточки Виктор, – пропел Пупков, пролезая в каюту.
Когда его видел Наум, еще в прошлом году, Пупков ходил с петлицами старшего лейтенанта. Ныне он вышел в капитаны.
– Как спалось?
– Спасибо-о… – зевнул Эйтингон. – Хоть отосплюсь под водой…
Было тепло, но не душно – буквально за месяц до отплытия на «Катюше» поставили новую регенерационную установку РУКТ-3, которая не только поглощала углекислый газ, но и выделяла кислород. Это позволило лодке находиться под водой по пятнадцать суток, работая бесшумно и пробираясь куда угодно. Ограничение состояло в ином – использовать почти стометровой длины «Катюши» следовало на глубинах более сорока метров, иначе при срочном погружении субмарина могла удариться носом о грунт, когда корма еще возвышалась бы над водой.
А подлодка и впрямь была велика. Два 100-миллиметровых орудия и пара 45-миллиметровых зениток, десять торпедных аппаратов – та еще хищница.
Их каюта помещалась во втором отсеке, где находились кают-компания и офицерские одноместки. По сравнению со «Щукой» – простор, а по сути та же консервная банка, только побольше…
– Товарищ старший майор, – завел Пупков, чье лицо приняло самое что ни на есть невинное выражение, напрягая Наума, – а вот скажите, почему та операция называлась «Утка»?
Эйтингон свирепо засопел.
– Откуда знаешь?
– Слухами земля полнится! – ухмыльнулся Ганс.
Наум возмущенно фыркнул. Помолчав, он вздохнул – чего тут скрывать? Все свои.
– Это я придумал, – сказал Эйтингон ворчливо. – Троцкий постоянно врал про Советский Союз, его брехню печатали на Западе, а там брехливая писанина называется «уткой». Вот и назвали…
– Акустики! – донеслось из соседнего, третьего отсека, где располагался центральный пост.
– Горизонт чист, – ответили невидимые акустики.
– По местам стоять, к всплытию готовиться! Малый ход.
Звякнул машинный телеграф.
– Рулевым! – сказал Лунин командным голосом. – Дифферент два градуса на корму! Всплываем в позиционное положение.
Наум помнил, что это за положение. Это когда весь корпус под водой, а над волнами одна рубка торчит. Так лодку заметить гораздо труднее.
– Есть! – браво ответствовали рулевые. – Нос лодки поднялся вверх.
– А мы что, погружались? – поднял брови Эйтингон.
– Ага… – сказал Пупков, роясь в своем объемистом багаже. – Гидроплан показался, мы и нырнули… Ганс, не видел, где моя бритва?
– Видел.
– Где?
– В моем несессере.
– А что она там делает?
– Здра-асьте! Ты ж сам ее туда положил!
– Я?! Мой любимый «Золинген»? А ну, дай сюда! Затупишь еще о свою щетину…
– Ой, кто бы говорил!
Тут «Катюшу» ощутимо качнуло.
– О! Всплыли.
– Рубочный люк отдраить, начать заполнение цистерн быстрого погружения, – продолжал раздавать приказы кавторанг. – Вахтенному и сигнальщику – на ходовой мостик. Запустить дизеля на зарядку, провентилировать отсеки!
