забыл, зачем разбудил ее.
– Что ты?.. – пробормотала она.
Он прижал палец к губам, вставая и перекидывая кожаную сумку через плечо. Этта схватилась за предложенную им руку и, пошатываясь, поднялась. Крепко удерживая ее, Николас накинул своей сюртук ей на плечи. И только когда они начали пробираться вдоль колеи, огибая спящих лондонцев, понял, что все еще держит ее за руку. Николас махнул в сторону дальнего конца приподнятой платформы, и Этта кивнула – значит, он выбрал правильный путь. Хорошо. Не видя неба, он не мог отличить север от юга, а запад от востока. Находиться под землей оказалось так же приятно, как быть разорванным на куски, словно корабль в его сне. В невозможности почувствовать утром солнечный свет на коже было что-то противоестественное.
Платформа закончилась, и ему пришлось отпустить Эттину руку и спрыгнуть вниз, на выпирающие металлические балки, стелющиеся по земле. Этта села на край странного холодного, серого каменного выступа и соскользнула во тьму вместе с ним, осторожно, чтобы не задеть семьи, устроившиеся между рельсами. Решительность и сосредоточение заострили черты Эттиного лица в свете ламп. Она повернулась к темному туннелю и шагнула вперед.
В воздухе смутно пахло пожаром; Николас нахмурился еще сильнее, в нем шевельнулось новое беспокойство. Он держался поближе к Этте, заставив ее сбавить темп. Обернувшись, он увидел свесившегося с платформы человека, всматривающегося в туннель. Сперва Николасу показалась, что кожа мужчины темнее его собственной, но правда вылилась на юношу, словно ушат холодной воды: преследователь просто вымазал лицо сажей, но черты остались узнаваемыми. Это он стрелял в них вечером. Как, черт возьми, он успел их найти?
– Один из Тернов, – сообщил он. – Нам нужно поторапливаться.
– Я кое-что вижу, – сказала она. Впереди виднелся свет, разрыв в туннеле. – Должно быть, следующая станция. Мы уже близко.
Не сбавляя шаг, Николас полез в сумку, достал гармошку, приложил к губам и тихонько подул. Нота была не более чем слабым вздохом звука. В ответ их накрыло таким громовым хлопаньем и чудовищными воплями, что Этта невольно прижалась к нему от испуга. Должно быть, до предполагаемых Мраморов Элгина оставалось совсем недалеко. Действительно, он увидел верхушки белых точеных голов над деревянными укрытиями, безжизненные глаза следили за ними сквозь густую тьму.
–
Никогда.
– Здесь! Прямо здесь, – она указала в сторону стены, где воздух пульсировал в темноте. Громогласный рев стал просто болезненным, заставляя кровь биться у него в голове, когда он – с Эттой за спиной – первым устремился к ним. Импульс вытолкнул его через ворота на другом конце прохода. Он почувствовал, как перехватило дыхание, как колотилось сердце. Мир растворился в чистейшей темноте, давление воздуха стиснуло кости негнущейся спины. И так же быстро, как впрыгнул в него, Николас вывалился с другой стороны прохода.
Птицы и насекомые сорвались со своих насестов в сочных зеленых деревьях и кустах, раскинувшихся вокруг. Прежде чем привыкнуть к яркому свету, он всегда на мгновение слеп. Николас припал лицом к мокрой земле, пытаясь рассеять туман в голове. Не успел он подняться на ноги, как что-то обрушилось ему на спину, и он снова распластался в грязи.
– Извини! – ахнула Этта, скатываясь с него. – Ох…
Он сел, обратив взгляд обратно ко входу в туннель. Когда стало ясно, что тот мужчина не собирается следовать за ними до конца, – что если он и был Терном, то стражем, а не путешественником, – Николас осмотрелся. Джунгли – необъятная густая завеса зеленого и коричневого.
Воздух был тяжелым от несовместимых запахов гнили и цветов, свет – зеленым от завесы блестящих листьев и переплетенных над головой тонких ветвей.
– Ты в порядке? – спросил он, слова царапнули по пересохшему горлу. – Этта?
Она лежала на земле, небесно-голубое платье забрызгалось грязью.
Прежде чем смог заставить себя остановиться, он принялся выдергивать из ее волос длинные зеленые листочки, стряхивая их подальше, а девушка стонала, сотрясаясь в лихорадке.
– Ты в порядке, – сказал он ей. – Посмотри на меня, на мгновение… лишь на мгновение, пиратка.
Он пережил, по меньшей мере, пять скачков через проходы во время обучения, прежде чем изгнал путевую болезнь из своего организма. Юноша слишком хорошо знал, как Этта себя чувствует: слабость, каждый звук раскалывает череп, кровь в жилах превращается в лед. Этта открыла глаза, но взгляд ее был рассеянным. С губ слетел тихий вздох, и веки, затрепетав, закрылись.
