Через заднюю дверь, через задний сад, через ворота, ведущие на улицу. У Этты была одна секунда, чтобы порадоваться успешному побегу, когда человек, которого они видели раньше – в фетровой шляпе и с газетой, – появился на другом конце переулка.
– Я его знаю, – прошептала Элис, схватив ее за запястье.
– Один из Айронвудов? – предположила Этта.
Она покачала головой:
– Нет… не думаю. Рози оставила мне фотографии, чтобы распознавать их. Однако этот определенно искал ее раньше.
– Не страж Айронвуда… Кто же он тогда?
Девушка с трудом поспевала за размашисто шагающим Николасом. Одну руку он держал в сумке – если Этта правильно понимала, внутри лежал револьвер. Оставалось только догадываться, действительно ли он раздобыл патроны, но что-то подсказывало Этте, что…
Она во что-то врезалась и почувствовала, что Элис ее больше не держит. Одна нога зацепилась за другую, и девушка тяжело упала на копчик, исцарапанные руки обожгло болью. Когда пятна перед глазами отплясали, Этта увидела женщину в коричневом костюме, шатающуюся, зажимающую нос руками. Прямо за ее плечом резко развернулся Николас, бледный от страха.
Пара рук подхватила Этту под локти и потащила назад, прежде чем она почувствовала под собой ноги. Запах одеколона и пота хлынул ей в нос, и она откинула голову назад, пытаясь стукнуть по чему-нибудь мягкому.
– Роуз, – задохнулся мужчина, – Роуз, будь ты проклята.
Роуз?
Бледный кулак пролетел мимо ее лица, впечатываясь в челюсть маминого «приятеля». Элис, покрасневшая от ярости, трясла ушибленной рукой, но именно Николас пронесся мимо нее и повалил мужчину на землю. Этта наконец посмотрела на него: очки в роговой оправе, измятый твидовый костюм. Не тот, с газетой. Моложе.
– Я не… – выдохнул он, когда Николас с рычанием подтянул его вверх и ударил кулаком в лицо. – Не…
Не что? Этта посмотрела на Элис, ожидая ответа, но девушка только пожала плечами и оттолкнула в сторону женщину в коричневом, все еще стонущую от боли.
– Пошли, Картер! – крикнула Элис. – Пошевеливайся!
Он не двинулся, только снова занес кулак.
– Николас! – позвала Этта. – Уходим!
Наконец, он разжал тиски ярости, бросив избитого на тротуар, и пустился их догонять.
– Вы в порядке? – Он попытался до нее дотянуться, но Этта только припустила быстрее к толпам, собравшимся перед ними, и машинам, гудящим, требуя освободить дорогу.
Воздух обжигал легкие, когда они проталкивались через оживленный город, минуя улицу за улицей, дома и магазины, пока, спустя почти двадцать минут, не достигли своей цели. Над головами разливалась радуга светящихся реклам: «Лемон-харт», «Бритиш-петролеум», «Швепс» – и, стоя в центре кругового перекрестка, статуя Эроса наблюдала за медленным скольжением двухэтажных автобусов и полицейских машин. Этта узнала площадь даже без современных рекламных щитов. Они пробежали всю дорогу до Пиккадилли, и стертые в кровь дрожащие от усталости ноги были тому доказательством.
Элис огляделась вокруг, ее лицо порозовело и блестело от пота, несмотря на холодный воздух.
– Я не могу отвести вас туда, извините… не могу пропустить смену. От меня зависят люди. Мне жаль, но…
Проглотив мелкий себялюбивый приступ отчаянного желания удержать Элис рядом с собой, Этта сказала:
– Все нормально. Спасибо, что отвели нас так далеко. До метро еще далеко?
– Минут двадцать пешком, – ответила Элис. – Я могу дать вам денег на такси…
– Лучше дойдем сами, – перебил Николас. – Спасибо вам. В какую сторону идти?
На обороте маминого письма Этта быстро записала инструкции Элис.
– Берегите себя, – прошептала Элис, обни-мая ее.
Слабое беспокойство, покалывающее Эттину кожу, переросло в парализующий ужас.
