Обаяние. В детстве я хотел на него походить. Он располагал к себе людей. Они расслаблялись, считая, что он безопасен. Никто не воспринимал его всерьез.
Если бы я могла убить любого только своим существованием, тоже, наверное, хотела бы, чтобы меня считали менее опасной. И все же мне стало не по себе. Диз был харизматичным, с этим не поспоришь. Веселые улыбки, заразительный смех. Он умудрялся очаровывать всех вокруг, и даже обращение «крошка» в его исполнении казалось не таким обидным. Я слишком поздно поняла, какой симпатией от него веяло. А еще сутулая спина и футболки, которые висели на нем как на вешалке, встрепанные волосы и очки на худом лице… Я знала, что он может. Чувствовала его силу, способную раздавить любого. И все равно мне не удавалось воспринимать его иначе. Блестящий, но безалаберный студент, подрабатывающий в IT и отсыпающийся на рабочем месте. Такого трудно бояться.
Неужели все это было четко сконструированной маской?
Но я видела в ГООУ и иного Диза. Если это маска, то она начала спадать тогда же, когда он перестал называть меня крошкой. Я знала, что он проницателен и видел больше, чем другие. Мне были знакомы его молчаливая задумчивость и мягкая самоирония. Холодная отстраненность и пугающая нечеловечность.
Для чего он показывал их мне?
– Потому что ты сказала, что выдержишь правду.
Сказала. Я помнила то утро после призыва. Лекция по гендерным исследованиям. Парта у окна. Пальцы, осторожно убравшие пряди с лица.
«Без челки лучше. За ней совсем не видно твоих глаз».
Первый раз, когда он дотронулся до меня? Первый запомнившийся.
А я уже тогда невольно задержала дыхание от его прикосновения…
– Что, если я ошибалась?
Демон пожал плечами.
– Каждый из нас сам несет ответственность за свои ошибки.
Если бы только сам…
– У тебя странный выбор книг, – сменила я тему.
– Они принадлежали Флоренс. Когда появлялась возможность, она всегда просила у отца привезти что-нибудь новое почитать. Она учила меня английскому по ним. А когда ее не стало, я забрал библиотеку себе.
Флоренс. Диз рассказывал о гувернантке из Великобритании времен Первой мировой, которая воспитала его.
– Ты не спрашиваешь, зачем меня вызвал Абигор, – заметил он.
– Если бы ты хотел, сам бы рассказал. Я не права?
Диз кивнул и протянул мне конверт.
– Он велел передать.
Я удивленно посмотрела на круг призыва, отпечатавшийся на сургуче. Мне? Зачем? Попыталась вскрыть его. Не глядя, Диз отобрал конверт и поддел печать когтем, прежде чем вернуть мне.
– Я понимаю, что твой отец слишком стар для современных технологий, но он всерьез рассылает приглашения тем, до кого можно дойти за пару шагов? Не мог послать Асру сказать? И что такое Лита?
– Летнее солнцестояние.
Очередной день, когда Граница истончится. А еще срок, названный Соррелом. До сих пор было сложно поверить, что, пока я находилась в Аду, семестр подошел к концу. Разобрав сделанную старомодным почерком приписку, я хмыкнула:
– Он просит в этот раз проявить уважение и явиться в платье.
– В таком случае я бы послушался, – лениво отозвался Диз. – У отца тяжелый характер. И привычка убивать тех, кто не выполняет его просьбы.
В последнем я не сомневалась. Просьба от герцога Ада по умолчанию становится приказом. Убийства… Я вздохнула. Надо рассказать Дизу все, что я узнала от Макса. И до чего дошла сама.
Удивить его мне не удалось. Но я и не ожидала иного.
– Из того списка, что ты мне дал, можешь проверить, сколько погибло?
– Шестнадцать, – тотчас ответил он и, будто почувствовав мой удивленный взгляд, добавил: – Я предпочитаю держать руку на пульсе.
– Когда это говорит Смерть, как-то странно звучит. Кто?
