– И что с того? Они…
– Если ты скажешь, что они красивые, я тебя ударю, – честно предупредила я, перебивая.
Достаточно того, что об этом лгал Макс.
– Они не красивые, – откликнулся Диз. Сама напросилась. Терпи теперь правду, Наташа. – Шрамы редко бывают красивыми. Но это не значит, что их нужно прятать. Они показывают, что ты сильная. Ты выжила.
Они показывали, что я слабая. Иначе бы их не было.
– Что же ты не снимаешь браслеты?
Только раз я видела Диза без них – в ночь Самайна. Черная кожа и шипы скрывали от любопытных глаз аккуратно вычерченную мессиром Джонатаном паутину шрамов. Ограничивающий контур. В теории он должен был сдерживать его силу и лишать возможности менять облик… На практике получалось, что правила в этом мире распространяются не на всех.
– Это другое, – поморщился Диз. – Если бы я открыто их выставлял, знаешь, сколько нашлось бы желающих бросить мне вызов, пока я, как они считают, не могу ответить? А за убийства, пусть и демонов, ректор бы меня точно отчислил.
Мне было слишком плохо, чтобы думать сейчас о демонах и их странных порядках.
– Ладно, так что ты обнаружил камерой? И как она зафиксировала привидение? Она же была невидима.
Айтишник пожал плечами.
– Пара заклинаний сверху, и она все что хочешь тебе зафиксирует. Было бы что. Проблема в том, что, кроме той девчонки, никто больше не подходил к компьютерам.
– Но это не она.
Диз кивнул.
– Рядом со столом Жако она даже не стояла.
С одной стороны, я была рада, что оказалась права. С другой… В таком случае я не представляла, откуда брались эти анонимки. Взглянув на часы, Диз встал.
– Смена началась, – пояснил он. Уже на пороге он обернулся: – Кинцуги.
– Что? – не поняла я.
– Техника, которую японские мастера используют для реставрации керамики. Трещины склеивают смолой, смешанной с золотым порошком. Так они не скрываются, а подчеркиваются, как неотъемлемая часть прошлого предмета. Потому что без прошлого у него не было бы настоящего.
Произнеся это, он ушел, оставив меня переваривать информацию. К чему это? Пользуясь тем, что, кроме меня, в редакции никого не было, я задрала рукав и провела пальцами по золотым отметинам. И решительно натянула его обратно. Может, без прошлого бы и не было настоящего, но я сомневалась, что любое прошлое следовало показывать другим.
Я услышала, как кто-то вошел в редакцию, но не стала поднимать голову от текста. Если им что-то понадобится, сами скажут. Шаги – медленные и неловкие – прекратились у моего стола. Пахнуло сыростью и формалином: опять магия шутила свои шутки.
– Можешь дать карандаш? – попросила я. – В моем грифели кончились.
Посетитель потоптался на месте, обернулся к соседнему столу и опрокинул на нем стакан для ручек.
– Ы-ы-ы… – протянул он искомый предмет мне.
– Спасибо.
Приняв карандаш из подозрительно бледной руки, я все же посмотрела на гостя. Судя по выпученным глазам, цвету лица и характерным следам странгуляции на шее, живым он не был.
– Я могу чем-то помочь? – вежливо осведомилась я.
– Ы-ы-ы…
С дикцией у зашедшего на огонек зомби были проблемы.
– Мозгы-ы-ы? – попыталась угадать я.
– Ы-ы-ы…
Надо же, угадала. Да здравствует поп-культура!
– В столовой.
– Ы-ы-ы?
– Отсюда в холл, выйти наружу, через газон прямо, оттуда мимо башни налево минут пять, будет двухэтажное салатовое здание, – я повторила указания еще раз, теперь медленнее. Кажется, меня поняли.
