Эта тайна останется с тобой, Макс. Как и другие твои секреты.
Я выдохнула, сжимая в руках картонный стаканчик. Пусть этот разговор и необходим, легким он не будет.
– Макс… Нам надо поговорить.
«Ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я…»
Переворачивая пожелтевшую от времени страницу «Мастера и Маргариты», я покосилась на Диза. Тот опять задремал посреди лекции, откинулся на спинку стула и натянул капюшон толстовки посильнее. А я вспоминала. Прошлый семестр. Разговоры на пустой кухне. Кубик льда на ладони. Фланелевую рубашку под щекой. Тогда он охранял мой сон, как он заявлял, вовсе не из благородства, но…
Прогнать я его тоже не сумею.
Даже не захочу.
Главное, чтобы и он меня не прогнал. Потому что выбор теперь за ним.
Я свой уже сделала.
«Не иди к нему», – попросил меня Макс вчера. Я тогда смотрела на побелевшие костяшки его пальцев и чувствовала, как мне нестерпимо стыдно. Но делать вид, что не знаю, о ком речь, не стала. Хотя бы это я ему была должна.
Прости, Макс. Не смогу.
«К кому угодно, но не к нему. Он не полюбит тебя. Бросит, когда ему наскучишь. И что будет с тобой тогда?»
Я отдавала себе в этом отчет. Демоны не любят, все мне повторяли. Только это ничего не меняло. Для меня – нет. Забавно, как, пытаясь объяснить Карис любовь, я ни одним словом не упомянула взаимность. Зато вспомнила про «вопреки», которых в нашем с Дизом случае было более чем достаточно. Я усмехнулась. Что просила, то и получила.
А что будет потом… Возможно, у меня не будет этого «потом». Но теперь у меня появился шанс на «сейчас». Если я только найду способ, как сказать это Дизу…
Потому что пока я не представляла, как все это можно облечь в слова.
«Я знаю, ты говорил, что тебе нравится Эрика, но помнишь, в прошлом семестре я тебе тогда сказала «нет»? Я передумала. И ты, конечно, не обязан ничего по этому поводу делать, но подумай, ладно? Только не очень долго, а то я тут умираю и вечно ждать не смогу…»
Ну уж нет. Особенно последняя часть. Никто не захочет связываться с умирающей девочкой. Смерть имеет такой эффект – она вызывает брезгливость. И желание держаться от нее подальше.
Лекция закончилась, а я так ничего и не придумала. Недовольно нахмурившись, я ткнула Диза карандашом в бок.
– Уже все? – хрипло спросил он, потягиваясь на стуле.
– Да. И если бы ты слушал, узнал бы много нового.
– Успею, – айтишник сцедил зевок в кулак и полез под стол за сумкой.
– Уверен? Нам задание сдавать через две недели. Ты хотя бы начал читать? Скажи, что ты начал читать!
– Успею, – повторил он.
– Диз!
На его лице появилась легкомысленная ухмылка. Я подавила в себе желание улыбнуться в ответ и поджала губы.
– Не все же тебе забывать о совместных проектах, – справедливо заметил он. – Я начал читать, – признался он, когда мы спускались по лестнице.
– И?..
– Ты живешь в очень странной стране. Даже Ад логичнее того, что там описывается.
– Я живу в нормальной стране, – пробурчала я. Нашел, с чем сравнивать! – Это прошлое, сейчас все сильно изменилось. В лучшую сторону.
Диз насмешливо изогнул бровь.
– Уверена?
– Конечно! По семейной статистике, в СССР меня бы либо уже расстреляли, либо посадили. А я, как видишь, еще жива.
Ненадолго, правда. Но к политическим причинам это не имело никакого отношения.
– Никогда бы не подумал, что у тебя в предках одни преступники. За что их так сурово?
– За их предков, – начала перечислять я, – за фамилию, за антисоветское поведение…
– Антисоветское поведение?
