Опять перерыв, опять не дали писать целых три дня. Что же было за это время? Сейчас вспомню. 20-го не было спектакля. Утром репетировали. Потом было заседание, на котором решили ехать на пасху и весну в Киев и Одессу. Это приятно потому, что, может быть, и Вам можно будет ехать с нами. Вот было бы хорошо? Надо думать, что в это время там тепло… Повезем все Ваши пьесы (увы, за исключением 'Чайки'), 'Одиноких', 'Дно' и 'Штокмана'. Вечером 20-го были у сестры (Анны Сергеевны), куда была приглашена вся труппа. Вечер не удался, и я делал наблюдения для 3-го акта 'Вишневого сада'. Вернулись поздно и очень устали. 21-го была репетиция 2-го акта. Вечером я не играл. Хотел писать планировку, но ничего не вышло. Был совсем не в ударе. Вчера утром репетировали 2-й акт, а вечером играли 'Цезаря'. Сегодня тоже репетировали 2-й акт и вечером играли 'Дядю Ваню'. Сбор хороший (1400 рублей); в театре сидит Ермолова и очень аплодирует. Что сказать о репетициях? Тона не найдены, хотя во 2-м акте навертываются. Искания тонов и образов, конечно, задерживают общую репетовку. С каждым спектаклем нам становится все труднее и труднее перевоплощаться и быть разнообразными. Чудится, что и вся пьеса пойдет в каком-то ином тоне, чем предыдущие. Все будут бодрее, легче… Словом, хочется пользоваться акварельными красками.
Да! Сегодня произошел большой скандал в университете. Владимир Иванович поехал туда читать пьесу (1 акт 'Вишневого сада'). Студенты, обиженные тем, что им дали мало билетов, ворвались до начала заседания, выломали двери и заняли все места. Приехавшей публике не хватило мест. Заседание отменили, и Веселовский бежал (представляю себе эту картину и невольно вспоминаю Серебрякова – Лужского)1. Будьте здоровы. Преданный и любящий К. Алексеев
26 дек. 1903 26 декабря 1903
Москва
Простите, что пишу на таком клочке. Вот почему: единственное время для поздравлений – это антракты между актами 'Цезаря'. Ими я пользуюсь и теперь.
Поздравляю Вас с праздником и с наступающим годом. Желаю Вам многого. Прежде всего, чтоб тяжелое время Ваших домашних бед поскорее миновало, чтоб бедные Ваши больные поправились. Вам желаю бодрости, душевного равновесия и большей веры в себя; желаю избавиться от артрита, желаю хороших ролей и артистического удовлетворения; желаю, чтобы Вы не забывали своих друзей, преданных Вам и любящих; желаю, чтоб Вы поскорее приехали в Москву повидать тех, кто Вас ждут, тех, кто прикованы к Москве и не могут выехать из нее. После Вашего чудесного письма я послал Вам, временно, коротенький ответ. До сих пор ожидаю свободного часа, чтоб ответить на Ваше письмо, пока же шлю благодарность за него, за память и ободрения1. Страдания с ролью Брута поглотились волнениями о 'Вишневом саде'. Он пока не цветет. Только что появились было цветы, приехал автор и спутал нас всех2. Цветы опали, а теперь появляются только новые почки. Пьеса пойдет между 7 и 14 января. Только когда сбуду эту постановку, почувствую себя человеком. Правда, буду много играть, т. е. и в 'Саде' и в 'Цезаре', но сей последний мой мучитель пойдет тогда реже. Пять спектаклей 'Вишневого сада' легче сыграть, чем один раз 'Цезаря'. Было много протестов в мою пользу по поводу исполнения мною роли Брута3. Это удовлетворило меня до известной степени. Благодаря протестам стали слушать роль, что мне и надо. Успеха внешнего (о котором я и не забочусь) – никакого. Поклон Нестору Александровичу. Целую Ваши ручки. Жена и дети шлют поклоны. Преданный К. Алексеев
Сегодня играем 'Цезаря' в 45 -и раз.
178*. О. Л. Книппер-Чеховой
