Письма 1886-1917

бедность сезона и дряблое настроение труппы. С 17-го по 19-е буду очень занят и в конторе и в театре. Завтра придется встретить маманю из Контрексевиля. Может быть, если репетиции этих дней выяснят что- нибудь, я бы мог приехать 19-го с поздним поездом…

207* Вл. И. Немировичу-Данченко

10/IX

10 сентября 1904

Севастополь

Дорогой Владимир Иванович!

Спасибо Вам за письмо. Оно меня взволновало и утешило. Взволновало потому, что стало страшно и очень жалко Вишневского¹. Успокоило потому, что такие взбучки для актеров полезны. После них начинается настоящая работа, которой до сих пор не было, если не считать нескольких репетиций 'Слепцов'.

Бедный, бедный Вишневский, я его душевно жалею, так как сам недавно пережил потерю веры в себя. Увы, это ему необходимо и полезно пережить. Только бы он отнесся к этому сознательно и вынес пользу, но в этом я сомневаюсь. Этот случай породил ряд вопросов, в моей голове. Я уверен, что Вы были правы, что компромиссы не удаются нам. Если так, то Лужский и Вишневский конченые актеры?… Это ужасно. Вот уже несколько лет, как мы с трудом находим им дело, и передача каждой роли сопряжена с компромиссом. Отчего это? Потому ли, что сильно растут другие актеры, или потому, что они идут по наклонной плоскости? Кроме Качалова и, пожалуй, Москвина, я не очень верю в скорый рост других актеров; значит, известная часть из нас или остановилась в своем развитии или идет вниз. Отчего это и как этому помочь? Из этого я вывожу, что в данном случае Вы, может быть, правы, но в том резюме, которое Вы сделали: 'Вот что значит раздавать роли по кумовству',- Вы, может быть, ошибаетесь. Подходящие деятели нашего театра очень редки пока. С основания театра можно указать на Качалова (очень непрочный в труппе)… и только. Убылей более или менее чувствительных было больше. Неужели еще есть кандидаты, и мы отнесемся к этому хладнокровно? Не правильнее ли напрячь силы и помочь погибающим? Лишение роли Вишневского я и приветствую только с этой стороны, иначе это ошибка. Надо было заставить его играть и даже итти на компромисс художественный, чтобы спасти и сохранить театру не только актера, но и деятеля. Теперь данный ему урок может послужить ему в пользу. Мне страшно, что он совсем придет в отчаяние. Сочувствие и страх за него подталкивают меня написать ему письмо, но я боюсь, как бы оно не погрешило против известного такта по отношению к Вам. В тот момент, когда Вы его распушили, я пойду к нему с утешением. Вероятно, я сделаю так. Напишу ему письмо и пошлю на Ваше имя. Вы процензуруете его и, если найдете полезным, передадите. Не удивляйтесь же, если Вы получите такое письмо от меня.

Как же можно говорить об изгнании таланта (Грибунина) из труппы, особенно когда полуталант, вечно пьяный и безнадежный Громов, благополучно пребывает в труппе. Благоразумнее позаботиться о том, чтобы Грибунин влюбился в кого-нибудь еще. Очевидно, он пьет с горя… Надо его утешить и поругать здорово.

Еще один вопрос. Жена очень мечтает о Бабакиной2. Она начинает поправляться, а 15-го или 16-го надо выезжать. Каждый лишний день, проведенный здесь, для нее очень важен. Не можете ли Вы назначить самый крайний срок для ее возвращения и не отнимающий у нее возможности играть в 'Иванове'. Она хотела сама писать Вам об этом, но я предупредил ее.

Новое объяснение Вашей болезни очень интригует нас. От души желаю успеха и сил. Был нервный кризис, теперь чувствую себя опять хорошо и надеюсь вернуться бодрым.

Жму вашу руку.

К. Алексеев

208. М. Г. Савиной

10 ноября 1904

Москва

Глубокоуважаемая Мария Гавриловна!

Очень и очень трудно отказаться от удовольствия и чести играть с Вами и В. Ф. Комиссаржевской!

Еще труднее артисту – отказать в просьбе другой артистке, пред талантом которой он преклоняется.