Нет, довольно! Я узнаю, в чем дело! Ясно, что звуки долетали сверху. Я отворяю дверь в парадную, делаю два-три решительных шага. Ай!… Ой! ой! ой! Вот она штука-то! Кто запрятался между столами на диван и выглядывает оттуда? Но что за странное лицо! Где же его нос? глаза? даже рта не разберешь. Он чем-то покрылся. Ничего, я его раскрою! Где же другие? Неужели они меня караулят сверху, с булыжниками в руках? Все равно, будь что будет! Я подошел решительным шагом, открыл плед, которым был покрыт неизвестный. Передо мной лежал человек большого роста, лысый! Кто тут? 'А!… О!… Константин Сергеевич?' – 'А, Савелий Иванович!'4 Проклятье! Клянусь чем хочешь, мне было бы приятнее встретиться с самым лютым разбойником Чуркиным, чем с ним! Куда девать кинжал и щит! А Савелий Иванович, как назло, протирает глаза и встает с дивана, поясняя, что он опоздал на поезд и остался ночевать в Москве.- 'Да? Очень приятно! Как Вы поживаете? Ложитесь, пожалуйста! Не беспокойтесь!' – бормотал я, совершенно уничтоженный этой встречей. Но вот он смотрит с недоумением на щит, кинжал… Надо ему объяснить, в чем дело, а то он догадается! Но что ему наврать? Тем не менее я заговорил: 'А я вот возвращаюсь оттуда! Знаете,- там!… Ну, и вот купил… вот эти штуки. Смотрите, какая прелесть! Этот вот кинжал времен
Однако, усталый от треволнения, я заснул преспокойно, со сладкой перспективой, что на следующий день праздник и можно спать хоть до 12 часов. В последнем я не ошибся и проснулся как раз в это время. На дворе опять слякоть, гадость, благодаря которой папаня не выдержал в Любимовке и приехал в Москву. С этого дня дом немного оживился, и я стал не один. Сижу все время дома, даже больше, чем папаша, который в последнее время стал выезжать – в Любимовку к Нюше; вчера, например, он был у Владимира Дмитриевича Коншина. Я последовал его примеру только два раза и был раз у Шидловских, другой – у Володи в Любимовке. Там я нашел всех в полном здравии. Паша – очень любезная хозяйка, так же как и Володя. Шура – шалит, Коля старается ему подражать и делает громадные успехи в бегании5.
Я собрался ехать к Нюше, но в тот момент нагрянула к Володе греческая семья Милиоти, так что я остался и выслушивал жалобы Константина Юрьевича о том, что у него нет аппетита6. За все это время ему только раз захотелось есть, но Поля, как назло, ему помешала. В бульоне он находит заднюю ногу мухи, и аппетит пропадает. В другой раз ему подают перец, там он отыскивает мушиный глаз – опять проголодал. Все это он рассказывал, пока Володя наводил на него свой фотографический аппарат, но, как назло, тень от Константина Юрьевича носа портила все дело, и он тщетно вертел голову и вправо, и вверх, и вниз – ничего не помогало. В это время приехала Нюша, которая показалась мне молодцом. Она ходит до сих пор, весела и смеется над своей круглотой. Однако я слишком далеко уехал от Москвы, вернусь назад к папане.
Нельзя сказать, чтобы он хандрил. Особенно в последние дни,- он шутит, хохочет над Елизаветой Ивановной и злоупотребляет твоим отсутствием, чтобы спать после обеда в самых невозможных позах. Я ему не мешаю, так как отлично понимаю всю прелесть этого сна. Папаня склоняется на наши увещания и, вероятно, в воскресенье отправится в Самару, где лично расскажет все, что я не успел досказать.
Следя за самарской корреспонденцией, я прочитывал твои письма к папаше. С особой горечью приходилось пробегать те строчки, в которых ты пишешь обо мне, или те, где ты советуешь папаше ездить к Володе, Нюше, но только не оставаться со мной. Вероятно, ты опасаешься вредного влияния с моей стороны. Я старался объяснить эти приписки твоими расстроенными нервами, так как иначе я не могу понять, чем я заслужил так больно режущие самолюбие приписки.
Прощай, милая мамочка. Целую тебя.
Поцелуй от меня Любу, Борю, Пашу, Маню, няню, Петра, Лидии Егоровне мой поклон. Не пиши ответа на это письмо, так как все равно все твои письма к папаше я читаю. Только не пиши в них того, чего я не заслужил.
13. З. С. Соколовой
Пишу тебе совершенно откровенно, почему я бы желал участия вашего в наших спектаклях.
1) Из всех артисток-любительниц, которых я перевидал, я знаю только тебя как очень талантливую, умеющую играть не тривиально, а грациозно, могущую справиться с ответственной ролью, умеющую поддержать тон и давать его тем лицам, с которыми ты играешь. Другой актрисы с этими достоинствами ни у нас, нигде нет. То же скажу и о Костеньке1.
2) Участие ваше в первом спектакле важно для меня (кроме того, что вы хорошие исполнители) и в смысле рекламы. Ты не знаешь, насколько наши домашние спектакли популярны. Лица, которые не были в наших спектаклях, слышали о нас и знают нас всех по именам. Например, Васильев – критик, Гольцев, который спрашивал про 'Микадо'2, Котов. Далее. Наша обстановка и роскошь настолько всем известны, что мое имя, как заведующего сценой, заставляет ожидать чего-то чудесного. Теперь представь, что наша труппа, настолько популярная (особенно среди артистов Малого театра, которые у нас членами), почти полным своим составом с первого же спектакля войдет в наше Общество и пополнится серьезными и избранными артистами. Вся та масса публики, которая перебывала у нас, будет в Обществе, и плюс те лица, которые слыхали о нас, но не могли пробраться в наш дом. Алекс. Влад. будет нашим всегдашним гостем, за ней потянутся Мамонтовы, Якунчиковы, Третьяковы, Сапожниковы, Кукины, Ценкеры, Штекеры 3 и т. д. и т. д.
3) Наши спектакли у Красных ворот более не повторятся – разве не жаль из-за этого бросать столь хорошее, полезное и любимое дело, в котором мы сумели достичь блестящих результатов? Мы можем составить свою маленькую труппу, и я обещаюсь, что буду играть только с ней и нигде больше. В эту труппу войдут некоторые незнакомые лица. Но ведь и Костенька был когда-то нам незнаком, и мы дичились его. Вот эта труппа. Зина (драматические роли), Нюша (grande dame и на роли героинь александровских пьес) 4. Панечка и Перевощикова (ingenue). Алянчикова и Юлия Конст. (старухи). Федотов, Слевицкий (самаринские роли). Костенька, Алекс. Павл., Котов и Вансяцкий (который был у меня и будет играть) – комики и простаки. Юша (натаскивать на решимовские роли). Куманин – хлыщей, я – драматические роли. Остаются в резерве еще Погожев (бывший директор театров), Третьяков, Шенберги. Труппа хоть куда. Люди порядочные, относящиеся серьезно и не тривиальные любители5. Остальное доскажу при свидании.
Твой
Зинавиха, если сегодня не приедете, не беда – тем более что из дам никого не будет, Перевощикова приезжает из Петербурга завтра, Алянчикова – в понедельник. Напиши, во всяком случае, сегодня, будете вы играть или нет – мне надо дать ответ вечером.
Еще забыл: если вы будете играть во втором спектакле, это уже не то. Надо начать с места в карьер. О первом спектакле будут много говорить, а не о втором. Кроме того, наше дело поставлено так, что если мы с первого раза сумеем показать публике все наши силы – дело пойдет, если же нет – первый спектакль провалит все дело.
