ногам перепало, и если она вздумает прилюдно снимать штаны, чтобы подлечиться… А что он ей сделает? Не его жена – не ему и пороть. Во всяком случае, пока. До приезда в форт.
Небо не попустило: штаны женщина снимать не стала, хоть и чувствовалось, что ходит она с трудом. Даже верхнюю рубашку, несмотря на драные рукава, натянула. Не беда, зашьёт. А вот то, что она раздразнила солдат, это плохо. Уже сговариваются по свободному времени к ней подкатить, стервецы. Не для этих ртов слива, пусть не разевают.
Гнев на сопляков в доспехах породил и другую, более приятную мысль: молокососы знали, на что пялиться. Если воля Неба будет исполнена, то он расстанется с горечью шестилетнего вдовства… Интересно, на кого будут похожи их дети?
Мастер ещё много о чём подумал, но одна-единственная мысль его голову так и не посетила. А именно – что сама женщина думает по поводу своего будущего. Этой мысли древняя китайская культура не предусматривала.
Адреналин схлынул, и тело тут же отомстило за все сегодняшние приключения надсадной болью.
Только сейчас Яне стало понятно, почему даже на потешных реконструкторских бугуртах участники не только надевают доспехи и поддоспешники, но и тщательно проверяют каждую деталь. Молодецкая удаль – это хорошо только издали. А когда ломается шеренга и начинается всеобщая свалка формата «стенка на стенку», девяносто процентов синяков получаешь от своих. Если тебя не защищает доспех, разумеется.
Её защищали только джинсы и джинсовая куртка.
На руки было страшно смотреть, складывалось впечатление, будто по ним методично лупили нестругаными палками. Рукава куртки в клочья. Наверное, если бы не они, в клочья была бы собственная шкура, не иначе. Что происходило с ногами, можно было только догадываться, штаны при всех не снимешь, а помещений тут не наблюдается. Зверски болело левое колено, причём Яна совершенно не помнила, где, когда и чем по нему огребла. И не только по нему: в ушах стоял подозрительный звон. Видно, и по головушке дурной тоже прилетело.
«Амазонка хренова… – мысленно ругалась она, с видимым усилием натягивая на себя изорванную куртку – за неимением другой. – Скажи спасибо, что обошлось без серьёзных ран, что у тебя, что у Ванечки. Дуракам везёт…»
Окончательно настроение было испорчено… скажем так – заинтересованными взглядами солдат. Это в бою они были суровыми воинами, а после боя оказались сопливыми юнцами, распустившими слюни при виде «ничейной» женщины. Ох, как ей были знакомы такие взгляды. Пока муж был жив, желающих нарваться на неприятность не находилось. А после его смерти как сговорились. Приходилось искать тысячу обходных дорожек, чтобы миновать липкие лапки одних, запугивать других, презрительно игнорировать третьих. За пять лет, посвящённых сыну и работе, она даже мысли не допустила о какой-то там личной жизни, и окружающих приучила к тому, что не стоит тянуть руки, куда не положено. Приучит и этих, если бог не попустит. Солдатикам хватит пока надменного взгляда королевы в изгнании. Пускай считают её чужеземной аристократкой, им же лучше. И хлопот меньше.
Спасибо бабуле, промыла ей рану на голове и вынула из-под кожи острую тонкую щепку. Теперь хоть на человека похожа, а не на свежего зомби. Копьё кое-как почистила. Можно идти… точнее, хромать его сдавать, не распугивая народ окровавленной физиономией. И без того женщины смотрят на неё как на привидение отца Гамлета. А их мужья… Яна не поняла, почему парнишки, стоявшие с ней в одной шеренге, вдруг начали с испуганными глазами убираться с её дороги и почтительно кланяться. Интересно, что она такого страшного содеяла? И завхоз туда же: соскочил с телеги, склонился, сложив ладони одна поверх другой, что-то тарахтит. И взгляд такой же испуганный, как у мальчишек. Копьё от неё принял с таким почтительным видом, будто ему вручили великую реликвию.
«Что случилось? – недоумевала Яна. – Не помню ведь ничего – с той секунды, как офицер приказал, и мы полезли через телеги, и до конца боя…»
Так-таки ничего не помнишь? Совсем-совсем?
Каверзная память тут же подсунула ощущение опьянения боем. Крик ребёнка – нет, не Ванин, какой-то девочки. И наконечник копья, с глухим хрустом входящий в грудь степняка, поднявшего руку на детей. Парнишку – того самого, что пытался выяснить, как называется её народ – сбитого с ног. Киданя, замахнувшегося на него мечом. Отчаяние, когда под ноги подвернулась рука мертвеца, и радость от того, что удержалась, распластавшись чуть ли не в пятой фехтовальной позиции. Что выброшенная вперёд рука с копьём всё-таки достала врага. Достала! С каким торжеством она заорала, и, подхватив чей-то щит, бросилась закрывать брешь в шеренге щитоносцев, ощетинившихся копьями и мечами. Каким счастьем было услышать от них такой же рёв, когда шеренга разом качнулась на шаг вперёд, оттесняя кочевников…
«Только этого мне не хватало… Я женщина и мать, а не солдат китайского императора! Мне сына растить надо!»
Доля истины в этом была. Но – только доля. Яна отчётливо осознала, что та злобная тварь, которая хладнокровно отравила, пусть и заслуженно, родного дядюшку, а сегодня убила ещё бог весть сколько людей – тоже она, тоже часть её существа.
