жалуются, а на его жену. Которой, если честно, давно пора укоротить язык.
– Выгораживать жену не стану, – сказал сотник. – Пусть хотя бы раз в жизни получит достойный отпор, ей пойдёт на пользу. Если же не пойдёт… Сам разберусь. Но ты бы занял свою жену чем-нибудь… дабы не было у неё времени на причинение беспокойства.
В конце концов, Бейши – такая глушь, из которой письмо до Лояна месяц идёт, а уж перехватить его дело нехитрое. Пусть жалуется папеньке. Пусть жалуется хоть самой императрице. Письмо до адресата не дойдёт, а как следует вздуть жену – его святое право.
Главное – перед этим хорошенько выпить. Проверенное средство.
– Когда мастера будут принимать экзамен у твоей жены? – поинтересовался он.
– Через десять дней, господин, когда она закончит работу над своими, как она выражается, безупречными изделиями, – последовал ответ.
– Я хочу видеть эти мечи, мастер.
– Конечно, господин. Окажите честь, приходите на экзамен. Кто же, как не воин, сумеет по достоинству оценить клинки?
– Благодарю, мастер. Но затем я напрошусь к вам на ужин, заодно послушаю историю вашей супруги. Полную историю, разумеется.
– Это огромная честь для нас, господин…
– Ступай, почтенный мастер. Твоя жалоба будет рассмотрена в самое ближайшее время.
– Благодарю вас, господин.
От мысли, какая истерика начнётся в доме, стоит уведомить ответчицу о написанной на неё жалобе, ему сделалось жутковато. На трезвую голову такое не пережить. Посему, поручив писарю зарегистрировать жалобу мастера Ли в специальной книге, куда полагалось вносить документы, относящиеся к гражданским разбирательствам, сотник отправился в гостиный двор. Харчевня там была недешёвая, но кормили отменно, а главное, хозяин всегда держал хорошее вино. Как ханьское, так и привозное.
Не в первый раз.
– Как продвигается работа?
– Согласно составленному графику, господин.
– Хорошо, продолжай. А я тут послал… знающих людей на родину той женщины. Интересные подробности выяснились, понимаешь ли… очень интересные… Ты в курсе, чем промышлял её папаша?
– Ковал ворота, оконные решётки, садовые украшения.
– А знаешь ли ты, что это не просто ворота, оконные решётки и садовые украшения? Её папаша делал обереги, и очень сильные. Притом весьма своеобразные, созданные только для того места и для тех людей, которые их заказывали. Если хозяева, скажем, продавали дом и съезжали, обереги просто переставали работать. Если же… ну, ты знаешь, как эти ублюдки, которых мы натравили на местных, поступают с их имуществом… Словом, снятые с изначального места и установленные в другом, обереги начинают работать строго наоборот. То есть привлекать разнообразные несчастья на головы идиотов. А уж если настоящих хозяев убили, то возмездие будет преследовать новых, гм, владельцев оберегов и их потомков до третьего колена. Это уже проявляется, мои люди отследили судьбу нескольких вещей работы этого мастера, и посмотрели, что делается в семьях их новых… хозяев. Алкоголизм, самоубийства, немотивированная агрессия по отношению к соседям, рак у близких родственников… Словом, хороший букет. И, как утверждают мои знатоки, это только начало, дальше будет хуже.
– Вы хотите сказать…
– Да. Её папаша – кузнец-маг. То есть был кузнецом-магом. И есть основания полагать, что весь её род такой. Обереги дома не сработали в тот раз только потому, что рядом с эстонцем, этим недоделанным наблюдателем, был ключник. В противном случае эстонец туда просто не решился бы войти.
– Но, господин, это означает, что женщина тоже может оказаться кузнецом-магом.
– И она. И её сын. И тот китаец, за которого она выскочила замуж, кстати, тоже. Раз их так потянуло друг к другу, значит, это неспроста. Ты бы на всякий случай проверил его генетическую карту. Мало ли. Потомство Ли Чжу по всем законным линиям было истреблено поголовно, но незаконное-то как отследить? Вполне могли остаться незамеченными какие-нибудь бастарды.
– Господин, я одного не могу понять…
– Спрашивай.
– Каким образом ген Ли Чжу мог оказаться среди европейцев, не имеющих ничего общего с Китаем даже в отдалённом прошлом?
