стену, притворяться покорной и покладистой смысла нет.
Я еще раз глянула на лежащий рядом ремень. Проверила, что муж не следит за мной, и аккуратно потянулась к грозному оружию. Не знаю, что стану с ним делать, но уж лучше эта вещь будет у меня, нежели в руках взбешенного раан-хара.
Я уже дотронулась до грубой кожи, как вдруг мужчина резко выпалил:
— Наконец-то!
Шустро сцапала ремень и спрятала себе за спину. Кажется, Лаар не заметил. Все его внимание было сосредоточено на небольшой шкатулке, что он нес в руках.
Я не сразу поняла, что это за шкатулка, пока муж не подошел ко мне и, опустившись на колени, не откинул резную лакированную крышку. Внутри оказалось несколько брачных меток разных цветов и тонкий ритуальный нож, которым пользовался Ведающий во время церемонии.
Полночная звезда, только не это!
Не для того я мучилась, через кровь и слезы вырезая треклятую метку, чтобы спустя какой-то час муж вернул ее на место!
Лаар взялся за нож и резко подался вперед, примеряясь к моему лбу. Я не выдержала, выпустила из рук ремень и обеими ладонями уперлась в мужскую грудь.
— Не надо… — всхлипнула испуганно, сама не зная, на что надеясь.
— Не надо? — сквозь зубы прошипел Лаар и лишь сильнее подался вперед, преодолевая слабое сопротивление. — Не надо, говоришь?
Мужчина болезненно ухватил меня за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Лицо его было перекошено от злости. На скулах ходили желваки, а широкие ноздри раздувались, словно передо мной был не человек, а, по меньшей мере, разъяренный бык.
И мне было страшно. От одного только его темного взгляда и плотно стиснутых челюстей. От вздувшихся на лбу вен и стальных пальцев, что впивались в подбородок. А уж зажатый в другой руке нож и вовсе вселял панический ужас.
Страх пробирал до самых костей, и казалось, хуже уже быть не может. Но тут Лаар заговорил. Грубо и жестко, ничуть не щадя мои и так расшатанные нервы:
— Хочешь, чтобы я оставил как есть? Может, тебя еще и за ворота выставить? Ты хоть представляешь, что с тобой будет, сунься ты в таком виде среди ночи в город? Да первый же встречный затащит тебя в темную подворотню и сделает с тобой все, что ему заблагорассудится. Оттрахает прямо на голой земле или стоя по уши в помоях и людском дерьме, в окружении шныряющих мимо упитанных крыс. А когда вдоволь наиграется, продаст в самый дешевый бордель, где в тот же день тебя пустят по кругу. Знаешь, как там любят молоденьких девочек вроде тебя? С бархатной кожей и нежными губами? — Лаар невесомо провел ладонью по щеке, а затем, с нажимом, по губам.
А я чувствовала, как эти самые губы начинают дрожать, как наворачиваются на глаза жгучие слезы и в горле встает колючий ком, мешая нормально дышать.
— Порой даже дерутся за право быть первым. Но так или иначе, ты достанешься всем. Каждому, кто готов заплатить серебряный шенг за возможности вогнать в твое юное тело свой член. И ты будешь молить, чтобы хоть один из них был столь добр, чтобы воспользоваться тем самым маслом, которое…
— Хватит! Замолчи… — не выдержала я.
Лаар усмехнулся.
— Что, не нравится? А ведь это сущая правда, крошка. И ты должна быть счастлива, что твой муж столь добр, что вернет на место брачную метку.
С этими словами Лаар вновь ухватил меня за подбородок. Прижал головой к стене, не позволяя шевельнуться, и сразу же резанул по еще свежей ранке, разрывая нити шва.
Я закусила губу, всеми силами пытаясь не застонать. Но из глаз все равно брызнули слезы. Быстрыми ручьями побежали по щекам.
Муж вытащил из коробки первый попавшийся камень и прижал к кровоточащей ране.
— Аштарра-ар-шаян, — прошептал он, и место вживления, как и в прошлый раз, полыхнуло жаром и неистово закололо.
По лицу моему катился уже целый ливень слез. Я чувствовала соленую влагу на губах. Невольно слизывала ее, не понимая, слезы это или, может, уже кровь. Мокрые капли падали за ворот, грозя насквозь промочить намотанный на шею палантин.
Лаар убрал руку с моего лба, и боль отступила. Но слезы и не думали униматься. Я чувствовала себя раздавленной,
