Опытный был разведчик, во взводе полтора года, что редко бывает. Вернувшись, прошептал:
– Прямо перед нами дзот с пулеметом. Левее сто – ракетчик. Катков и Изместьев – пулеметчиков снять. Чтобы немцы не насторожились, периодически постреливать в воздух. Как все пройдем, вывести пулемет из строя и за нами.
– Есть.
Сказать легко, сделать трудно. Оба разведчика подобрались к траншее. Улучив момент, когда там никого не было, спустились, ножи в руки взяли. Встали по обе стороны от входа в дзот. Немцы в это время открыли огонь из пулемета, дежурный, беспокоящий. Момент подходящий, за грохотом выстрелов пулеметчики не слышат ничего. Игорь рванулся в дзот, за ним Изместьев. Катков ножом под левую лопатку пулеметчика ударил, Пашка второго номера. Да как-то неудачно, немец захрипел, повернулся. Игорь в грудь пулеметчика ударил.
– Нож соскользнул, в портупею, что ли, ударил? – оправдывался Пашка.
Игорь выглянул из дзота. Никто не обеспокоился. А рядом с ним, в паре метров, двое разведчиков перемахнули. Через минуту еще пара, потом еще и наконец последние.
– Все, – прошептал Игорь Пашке. – Наши перед траншеями.
Игорь посмотрел через амбразуру. Ночь хоть и темная, а глаза к темноте привыкли, видна возня у проволочных заграждений. Игорь ствол пулемета вверх задрал, дал короткую очередь. Ракетчик снова пустил «люстру». Черт! Из амбразуры видны неподвижные фигуры разведчиков. Замерли все, пережидают, как осветительная ракета погаснет. Но колючку уже преодолели. Игорь открыл крышку пулемета, вытащил затвор, сунул за пазуху. Затвор почти горячий от стрельбы.
– Нам пора, – шепнул Изместьев.
А со стороны траншеи тяжелые шаги часового. Дошел немец до дзота, поинтересовался:
– Курт, как дела?
Игорь сообразил, ответил. Конечно, на немецком:
– Как всегда, уже вторую ленту отстреляли.
– Сигаретки не найдется?
– Заходи, поделюсь.
А сам знак Пашке сделал – встать сбоку от входа, ножом работать. Часовой пригнулся, чтобы шлемом не стукнуться о низкую притолоку, сделал шаг, второй, выпрямился в рост, а Пашка под левую подмышку ножом дважды ударил. Часовой молча рухнул.
– Дергаем по-быстрому, – шепнул Игорь. – Ты первый, я за тобой.
Пашка выбрался из дзота, по выдолбленным в земле ступенькам вылез из траншеи, руку подал Игорю. Поползли к ряду с колючей проволокой. Старшина, который в числе первых полз, заботливо куском деревяшки от снарядного ящика проволоку подпер. Первым под проволокой Изместьев прополз, за ним Игорь. Развернулся, придерживая рукой проволоку, деревяшку убрал. Теперь заграждение выглядело обычно. Поползли, догоняя своих. Когда ракетчик пускал ракету, все замирали. Главное – метров двести проползти, а дальше свет от «люстр» не достает, уже спокойнее. Уже на середине нейтралки были, когда в траншеях у немцев поднялась тревога – обнаружили убитых пулеметчиков и часового.
Сначала крики:
– Аларм! Русише!
А потом стрельба из многих стволов. Разведчиков учить не надо, стали искать место для укрытия – ямки, воронки от снарядов и бомб, подбитую технику, за которой укрыться можно. Изместьев, он впереди был, углядел воронку. Сам сполз, Игоря окликнул. Воронка невелика, едва вдвоем поместились. И вовремя. Немцы открыли по нейтральной полосе огонь. Сначала из ротных 50-мм минометов, потом ударили «Ишаки» – шестиствольные реактивные минометы на колесном ходу. Мины рвутся, пехота немецкая из всего, что стреляет, по нейтралке лупит, головы не поднять. Если бы не успели отползти за границу освещения ракетами, никто бы не выжил. Немцы постреляли наугад, и через полчаса обстрел стих.
А для нашей пехоты такой обстрел – как сигнал: от немцев выбирается кто-то. Разведчики, либо окруженцы, или партизаны. Пехотинцы из землянок уже стрелковые ячейки заняли.
Старшина еще до часового в окопе не дополз, а тот уже голос подает:
– Кто такие?
– Свои, разведка.
И выматерился витиевато, в пять коленцев.
Бывали случаи, когда немецкая разведка обманывала. Один или несколько человек в разведгруппе по-русски говорили, но материться так и не научились. Так что матерок как пароль своеобразный.
