всякая материя – совокупность волн. Это вам уже известно из физики.
– И?
– И к чему это вас приводит?
Я сцепил зубы. Не понимал, к чему она клонит.
– Вселенная – всего лишь среда, по которой ходят волны. Мы – в некотором смысле иллюзия. – Она мотнула головой. – Нет, просто: мы – иллюзия.
Я смотрел на нее, силился понять.
– Мы – творцы. – Она вглядывалась в мое лицо. – Сознание, – сказала она, – творит чудеса.
Я открыл рот, чтобы заговорить, но не сумел издать ни звука.
– Рябь волн – всего лишь картина. Способность разрушать эту картину – вот что такое сознание. Душа. Зовите как хотите. Каждая волна – потенциал действия, а мы, воспринимая его, передаем физической реальности.
– Вы сказали, что Вселенная – объект, среда для волн.
– Да.
– И что мы конструируем бытие из набора волн.
– Да.
– А кто создает волны?
Она опять улыбнулась.
– Вы исходите из того, что они должны быть кем-то созданы. А может, в каждой из ряда Вселенных его не создают – открывают. Эмерджентное свойство, которое надо только выявить.
– А что же с обреченными? – напомнил я. – Те, кто не вызывает коллапса волны, – что они видят, глядя вокруг?
– Вы хотите знать, видят ли обреченные мир таким, каков он есть?
– И как, видят?
– Они вовсе не видят мира. Они и есть мир. Или одна из его сторон, ни граном не выдающаяся вовне. Они ничего не видят, потому что в них нет точки, из которой можно смотреть.
Мне срочно потребовалось присесть.
– Они изначально ограничены тем, что они есть. Белые овцы мира, их назначение – поддерживать равновесие.
– Какое равновесие?
– Вообразите мир, в котором все – такие, как вы. Или я. Как каждый из нас. Будет ли этот мир функционировать? Может ли в нем существовать цивилизация? Общества пребывают в неустойчивом равновесии, их легко опрокинуть. Мы по природе непредсказуемы, а обреченные – противовес нам. Они то, в чем нуждается мир.
– Вы говорите как он, – заметил я. – Брайтон тоже говорил о мире так, словно он может в чем-то нуждаться.
– А он не может?
Я пропустил этот вопрос мимо ушей.
– А если бы он в них не нуждался? Что бы делали обреченные, не будь они нужны миру?
Викерс пожала плечами:
– Вероятно, вовсе прекратили бы существование.
Я долго молчал, осмысливая. Позволяя себе… если не поверить, то хоть привыкнуть.
– Тот мальчик, что живет у Брайтона. Он не вызывает коллапса волны.
– Обреченные большей частью белые овцы, но их можно перекроить. Если взять их молодыми, можно использовать их внушаемость, выучить их действовать против общего блага. У них нет совести. У них ничего нет. Представьте себе овцу, вскормленную мясом. Вот вам и тот мальчик. Все охранники Брайтона были когда-то такими мальчиками.
– Вот где он их берет…
Она кивнула.
– Если те, кто не обрушивает волну, называются обреченными, кто тогда мы? Как вы называете нас?
– Мы – заблудшие, – сказала она. – Мы тоже есть во всех старых мифах. Ожидаем воздаяния или суда. Не просто в пространстве между мирами – речь и о времени. Как мир существует в ином мире, так одно мгновение может уместиться в тысяче лет.
– А эти мерцающие? Так и не понял, как они вписываются в картину. Каково их место?
Она помедлила. Проследила глазами за качанием маятника.
– Они приходят из мира выше по течению. Не из нашего мира и не из следующего – выше.
