слышала.
Интересно, что она подумала.
В кармане затренькал телефон. Я достал его – звонила Настя.
Должно же быть в жизни что-то хорошее, кроме нависшей над всеми людьми угрозы, безрезультатных поисков и копания в старом грязном белье?
– Да, Настя, – отворачиваясь от Оксаны, будто это придавало разговору большую интимность, сказал я в трубку. – Я звонил, хотел предложить встретиться.
– Денис, сегодня не получится! – Голос Насти звенел от волнения. – Денис, Денис, ты не представляешь, что случилось!
– Что? – спросил я с подозрением.
– Мама и братик! Они возвысились! Их сегодня могут выписать из приюта, они вернутся домой!
– Я ужасно рад, – растерянно сказал я. – Да, я правда рад…
– Денис, я сейчас бегу в приют, – сказала Настя. – Потом созвонимся, хорошо? Завтра? Я уже убегаю. Завтра, хорошо?
– Хорошо, – сказал я. – Завтра.
Настя прервала связь.
Я спрятал телефон, посмотрел на Оксану.
– Не ладится? – спросила она.
– Не то слово, – сказал я. – Скажите, а что вы делаете вечером?
– Варю мужу борщ, – улыбнулась Оксана.
– Везёт же некоторым, – вздохнул я. – Скажите моему спутнику, что я подожду на улице.
Выйдя из центра постмортальной психологии, я огляделся. Погода стояла замечательная, редкий случай для московского лета.
Должно же быть в жизни что-то хорошее.
Кроме самой жизни.
Глава шестая
Драный Лис и картошка
До вечера было ещё далеко, но возвращаться в отделение ради пары часов работы не хотелось.
Тем более – ради пары часов бумажной работы.
Михаил вышел из машины в центре. Сказал, что ему надо поразмыслить и, может быть, нанести пару визитов. По тону всё было понятно, он хотел остаться один, но я всё же уточнил, потребуется ли моя помощь. Помощь не требовалась, и я, оставив кваzи, поехал домой.
Лето – хорошая пора, даже в мегаполисе, даже в Москве. Конечно, так, как раньше, город не пустеет, далеко не все могут позволить себе выехать на природу, слишком мало пока ограждённых заповедников и курортов. Но всё-таки народа поменьше.
Я завернул в переулок рядом с домом. На другой стороне подходил к «зебре» ребёнок лет десяти – даже непонятно было, то ли симпатичная коротко стриженная девочка, то ли хорошенький длинноволосый мальчишка. Можно было успеть проехать, но я остановился. Дети вечно носятся через дороги не глядя, завернёт за мной слишком резко какой-нибудь лихач, раз – и одним восставшим на свете больше.
Ребёнок понял, что я его пропускаю, побежал через дорогу – вприпрыжку, как умеют только дети. Кажется, это всё-таки был мальчик. Пробегая мимо машины, улыбнулся мне и отсалютовал рукой.
Я невольно улыбнулся в ответ. В мальчишке кипела жизнь – юная, ликующая, бьющая через край. У него не было спокойного могучего рассудка кваzи, их обострённых органов чувств, не было их немыслимой выносливости и совершенной регенерации.
Но он был живой.
А кваzи – мёртвые.
Бедолага Найд, которого Михаил так настойчиво предлагал мне в сыновья, был кем-то посередине между людьми и кваzи. Я был уверен, что Найд не побежит вот так вприпрыжку через дорогу, а остановится и внимательно проверит безопасность движения. И незнакомому водителю, без особой нужды пропускающему его, улыбаться не станет. Кваzи его спасли, но сделали похожим на себя…
Сзади нетерпеливо загудели. Я сообразил, что всё ещё стою на повороте, пялюсь вслед незнакомому мальчишке, будто извращенец какой-то, а за мной уже две машины. Выругался сквозь зубы и дал по газам. Едва вступившая на переход женщина от греха подальше отступила назад и что-то неодобрительно выкрикнула вслед.
