страшных дней, когда ты медленно умирала. От желания умереть.
Я замотала головой, но его пальцы сильнее сжали мне подбородок.
– У меня бывают два вида кошмарных снов. Первый – когда я снова вижу себя шлюхой Амаранты или когда она истязает моих друзей… И второй – когда я слышу хруст твоей сломанной шеи и вижу гаснущие глаза, из которых неумолимо уходит жизнь.
Мне было нечего ему ответить. В его голосе проскальзывали интонации, которых я не слышала прежде. Я просто разглядывала узоры татуировки на его груди и руках. От его кожи исходило мерцание. Представляю, как истосковалась его кожа по солнцу за долгие годы безвылазной жизни в Подгорье.
Мои созерцания кончились, когда я дошла до его брюшных мышц и их продолжения, уходившего под кожаные штаны. Мои руки все еще не остыли от жара, прожегшего перчатки.
– Вот оно что, – усмехнулся Риз и сложил крылья.
Я сощурилась от хлынувшего солнца.
– Подарок Двора осени? – спросила я.
Риз взял мою руку, рассмотрел покрытую ссадинами кожу – результат неумелых ударов.
– Да. Подарок их верховного правителя Берона.
Отца Ласэна. Как сам Ласэн отнесся к случившемуся? Скучал ли он по мне? Продолжала ли Ианта домогаться его внимания?
Кассиан и Азриель продолжали поединок, усердно делая вид, что не подслушивают.
– Я не очень сведущ в особенностях магических дарований других верховных правителей, – признался Риз. – Но если понадобится, мы сможем в этом разобраться. Постепенно. День за днем.
– Если ты – самый могущественный верховный правитель за всю историю Притиании… значит ли это, что от тебя мне досталось больше способностей, чем от остальных правителей.
Почему я тогда сумела проникнуть в его мозг?
– А давай проверим, – подзадорил меня Риз. – Попробуй вызвать тьму. Не бойся, я не стану просить тебя совершить переброс, – добавил он и усмехнулся.
– Начнем с того, что я не знаю, как это получилось у меня вчера.
– Пожелай, чтобы получилось снова.
Я тупо посмотрела на него.
– Попробуй думать обо мне, – предложил Риз. – О том, какой я обаятельный. Какой талантливый.
– И какой самонадеянный.
– Это тоже есть.
Он скрестил руки на голой груди, отчего его брюшные мышцы слегка напряглись.
– Ты бы хоть рубашку надел, – проворчала я.
– А тебе неприятно смотреть на мой голый торс? – спросил Риз, хитро, по-кошачьи улыбаясь.
– Меня удивляет, что здесь так мало зеркал. Ты ведь обожаешь на себя любоваться.
Азриель закашлялся. Кассиан же отвернулся, зажав ладонью рот.
– Я обожаю Фейру, когда она такая.
Я не попалась на комплимент. Нахмурившись, я закрыла глаза и попыталась заглянуть внутрь себя. В любой темный угол, какой смогу найти. Их оказалось много.
Даже слишком много.
И сейчас в каждом лежало письмо, написанное вчера.
Письмо-прощание.
Ради сохранения моего рассудка, ради моей безопасности.
– Существуют разные виды темноты, – вновь заговорил Риз. Я по-прежнему не открывала глаз. – Есть темнота пугающая, темнота успокаивающая, темнота, дарующая отдых.
Я мысленно представила их все.
– Есть темнота влюбленных и темнота наемных убийц. Она становится такой, какой ее хочет видеть взывающий к ней. Или какой она ему нужна. Сама по себе темнота не является ни абсолютно плохой, ни абсолютно хорошей.
Я видела темноту камеры в Подгорье. Совсем недавно я столкнулась с похожей темнотой, побывав в логове Костореза.
Кассиан выругался. Азриель что-то пробормотал, и их мечи опять зазвенели.
– Открой глаза, – попросил Риз.
