были песней, звучавшей с тех самых пор, как в этом мире появился первый проблеск света.
Риз вошел в меня целиком, что называется, «по самую рукоятку». Через мгновение началось его извержение. Вокруг хижины дрожали горы. Остатки снега белыми каскадами неслись по склонам и проваливались в пасть ночи.
Потом стало тихо, если не считать нашего прерывистого дыхания.
Мои разноцветные руки обхватили его разноцветное лицо и повернули ко мне.
Глаза Риза сверкали, будто звезды, которые так давно, в другой жизни, я рисовала в убогой отцовской хижине.
Не знаю, сколько мы вот так пролежали, лениво лаская друг друга, словно нам и впрямь принадлежало все время мира.
– Вспоминал сейчас, когда же во мне зародилась любовь к тебе, – сказал Риз, водя пальцем по моей руке. – Пожалуй, когда ты начала ломать кости, сооружая западню для Мидденгардского червя. А может, когда в ответ на насмешку ты показала мне средний палец. Это здорово напомнило мне Кассиана. Впервые за десятки лет мне захотелось смеяться.
– Выходит, ты полюбил меня лишь за то, что я напомнила тебе Кассиана? – с притворной обидой спросила я.
– Ошибаешься, ехидная умница, – ответил Риз, щелкая меня по носу. – Я полюбил тебя, почуяв в тебе одну из нас. Я видел, что ты меня не боишься. Меня покорил твой жест. Помнишь, как после победы над червем ты, словно копье, бросила в Амаранту кость? Я вдруг ощутил в себе дух Кассиана. Честное слово, я даже слышал его слова: «Учти, высокомерный придурок, если ты не женишься на ней, это сделаю я».
Я со смехом провела по его татуированной груди, добавив к существующим узорам несколько своих – красных и желтых.
Мы оба перепачкались в краске. Кровать – тоже.
Риз уловил мои мысли и лукаво усмехнулся:
– Хорошо, что в здешней купели мы уместимся вдвоем.
У меня едва не закипела кровь. Я вскочила с кровати, но Риз меня опередил. Я снова оказалась в его руках. Боги милосердные! Он был весь в краске: лицо, руки, тело и даже крылья… Разноцветная корка покрывала его волосы. И отпечатки моих ладоней на его крыльях! Он понес меня в купальную. Магия, управлявшая хижиной, уже наполняла ее водой.
Не выпуская меня из рук, Риз сошел по ступенькам в купель и удовлетворенно вздохнул, погрузившись в приятно горячую воду. Я тоже слегка застонала, желая поскорее смыть с себя краску и пот.
На краю купели появилась корзинка, наполненная кусками мыла и бутылочками с благовонными маслами. Я погрузилась в воду по шею, предоставив Ризу выбирать мыло. Как я и думала, он выбрал самое простое, пахнущее хвоей, и подал мне кусок и мочалку.
– Кажется, кто-то запачкал мои чудесные крылья.
Мое лицо стало жарче воды. Я напряглась, помня его слова о крыльях иллирианских мужчин.
Я осторожно развернула Риза так, чтобы мне было удобнее мыть его крылья. Он безропотно повиновался. Я щедро намылила мочалку и с превеликой осторожностью принялась смывать красные, синие и пурпурные пятна краски.
Сквозь перепонки крыльев я видела танцующие огоньки свечей. А еще – великое множество шрамов. Их выдавали только более толстые полоски перепонок. От каждого прикосновения мочалки Риз вздрагивал, его руки впились в край купели. Заглянув ему через плечо, я убедилась, что ощущения эти отнюдь не болезненные. Даже наоборот.
– Значит, слухи верны, и величина крыльев соотносится с величиной некоторых частей тела.
У Риза напряглась спина.
– Какие грязные слова произносит твой ротик, – засмеялся он.
Я подумала о том, куда бы хотела приникнуть губами, и покраснела.
– А вот я, наверное, влюблялась в тебя постепенно, – сказала я, продолжая отмывать крылья. – К ночи Звездопада я это поняла. Но так испугалась, что не решилась сделать ни шагу. Струсила.
– Что ж, у тебя было достаточно веских причин бояться меня.
– Не было у меня причин. Если и были, то лишь из-за Тамлина. Но это его страхи, а не мои. У меня не было причин тебя бояться. Решив остаться с тобой, я не боялась последствий. И сейчас не боюсь. Даже если все наемные убийцы мира станут охотиться на нас… Наши отношения того стоят. Ты того стоишь.
Риз склонил голову.
– Спасибо, – хрипло прошептал он.
Я вспомнила, как ужасающе долго Риз считал себя не достойным ничьей любви, и у меня защемило сердце, готовое разорваться. Я поцеловала его в шею. Риз ногтем соскреб краску с моей щеки.
Отмыв крылья, я снова развернула его лицом к себе.
