Я смотрела на его нос, из которого совсем недавно хлестала кровь. Я помнила, какой болью полнились его фиолетовые глаза.
– Почему? – спросила я.
Ризанд понял мой вопрос и, по обыкновению, пожал плечами.
– Когда-нибудь об этих днях сложат легенды. И я не хочу, чтобы в них написали, что я стоял в стороне. Пусть мое будущее потомство знает: я не стоял в стороне и не жался к стенам. Я сражался против нее до конца, даже сознавая бесполезность своих выпадов.
Я заморгала, но на этот раз причиной был не блеск солнца.
– И еще, – продолжал Ризанд, впиваясь в меня глазами, – я не хотел, чтобы ты сражалась одна. И умирала одна.
Мне вспомнился умирающий фэйри с оторванными крыльями. Тогда я сказала Тамлину те же слова.
– Спасибо, Ризанд, – прошептала я, чувствуя, как у меня перехватило горло.
Он улыбнулся, как часто бывало, одними губами. Глаза оставались серьезными.
– Сомневаюсь, что ты скажешь спасибо, когда я заберу тебя ко Двору ночи.
Я не посчитала нужным отвечать и снова повернулась к горам. Они заслонили собой все, сверкающие и тонущие в тени. А над ними простиралось безоблачное синее небо.
Но во мне ничего не шевельнулось. Мне не хотелось запоминать игру света и красок.
– Ты полетишь домой? – тихо спросила я.
Он так же тихо засмеялся:
– Увы, это заняло бы больше времени, чем я могу позволить. Как-нибудь я снова поднимусь в небеса.
Крылья исчезли внутри его сильного тела.
– Ты никогда не говорил мне, что любишь крылья, любишь летать.
Я всегда думала, будто способность принимать крылатое обличье не вызывает у него ничего, кроме скуки. Значит, очередная маска.
– Видишь ли, обычно все, что было мне дорого, у меня отбирали. О моих крыльях знают очень немногие. И о любви к полетам тоже.
На его щеках – белых, с легким голубоватым оттенком – появился румянец. Может, когда-то у него было загорелое лицо. Верховный правитель, любящий летать, но запертый в лабиринтах Подгорья. Трудно придумать более изощренную пытку. Фиолетовые глаза Ризанда до сих пор подернуты тенями, не имевшими ничего общего с его рукотворной тьмой. Исчезнут ли когда- нибудь эти тени?
– А как тебе в фэйском теле? – спросил Ризанд.
Я разглядывала горы, размышляя над его вопросом. Может, потому, что мы были здесь одни, а может, потому, что такие же тени наверняка останутся и в моих глазах, я сказала:
– Конечно, тебе интересны мои ощущения. Одно дело родиться бессмертной, и совсем другое – вдруг ею стать. Мне есть с чем сравнивать.
Я посмотрела на свою непривычно чистую, сверкающую руку. Сияние выглядело насмешкой над тем, что творила моя рука.
– Тело у меня другое. Но сердце… оно осталось человеческим. Наверное, навсегда. Было бы легче… – У меня снова сдавило горло, и голос звучал хрипло. – Было бы легче, если бы и сердце изменилось. Тогда меня бы не будоражило то, что я сделала вчера. Возможно, со временем я бы даже забыла о тех двоих. Или убедила бы себя, что их гибель не была напрасной. Наверное, бессмертные так и поступают. Но не знаю, хочу ли я забыть.
Ризанд долго смотрела на меня.
– Радуйся, Фейра, что твое сердце осталось человеческим, – наконец сказал он, – и пожалей тех, кто вообще ничего не чувствует.
Я не могла да и не хотела рассказывать ему про дыру, появившуюся у меня в сердце, а потому лишь кивнула.
– Что ж, тогда я временно с тобой прощаюсь, – сказал Ризанд, качнув головой, будто мы болтали о пустяках.
Он поклонился в пояс. Крылья полностью исчезли. Ризанд начал смешиваться с тенями и вдруг замер.
Его глаза – широко распахнутые и очумелые – всматривались в мои. На лице Ризанда отразился неподдельный ужас. Он попятился и даже споткнулся. По-настоящему, а не желая меня разыграть.
– Что ты… – начала я, но Ризанд исчез, растворившись в воздухе.
Возвращались мы с Тамлином тем же путем, каким я сюда пришла, – через пещеру.
