Краем глаза заметила, как сжались кулаки Адриано, и повернулась, чтобы встретиться со злым взглядом оборотня.
Вот верно говорят, что мужчинам надо давать информацию дозированно. Из всего сказанного хранитель вычленил для себя главное:
– Свекор?
Глядя на Адриано, подумала: сегодня меня точно загрызут. Не дракон, так оборотень.
– Как это понимать? – прорычал хвостатый. Именно что прорычал частично трансформировавшейся глоткой.
На помощь пришел Таргос. Отбросив светское воспитание, он не менее грозно рявкнул в морду несостоявшегося жениха:
– Времени мало, поэтому вкратце могу объяснить только матом. А лучше сначала выбраться.
То, что цейтнот жуткий, подтвердил и дракон воодушевленным топотом. И тут на всю пещеру прозвучало:
– Именем великой инквизиции…
Что нужно сделать ее именем, так и осталось загадкой, поскольку стражей магического закона бесцеремонно перебил драконий рев. А затем наша троица через щель увидела всполохи пламени, правда уже в противоположной стороне грота. Вместо бурных оваций талантливому скелетному пиротехнику послышалась чья-то ядреная ругань. Поскольку квалификация инквизиторов была высокой, а познания в нежитиведении обширными, за всю пятиминутную тираду безымянный спикер так ни разу и не повторился.
– За что люблю таких вот умертвий-драконов, – прокомментировал свекор, – они не делят свой ужин по профессиональной принадлежности, а посему и мы, и инквизиторы в равных условиях.
Прямо как ситуация из «Шрека» – «почувствуй себя Фионой, заточенной в замке» называется. Жаль только, что апартаменты в японском стиле минимализма.
Спутники все еще созерцали светопреставление и шустро удирающих от него зрителей, а я, отойдя, начала старательно вычерчивать на полу пентаграмму прямо амулетом, экспроприированным некогда у Распределителя. Получалось криво, но вдохновенно. Руны выходили совсем как почерк отечественной медицины – корявыми и беспощадными. Эль-Тариш, коим я все это вытворяла, стоически переносил надругательства.
Первым оглянулся Адриано:
– Что ты творишь?
– Нас спасаю. Всех.
Уточнять, почему и его тоже, не стала. Не дурак, сам поймет. Оборотня было отчасти жаль: он только хотел пройтись по краю служебных полномочий, показать девушке раритеты. Откуда ему было знать, что избранница невестой быть никак не может, ибо уже жена, и что привел он в хранилище тех, кого разыскивает инквизиция как особо злостных преступников. Такой проступок не увольнением грозит, а сроком. Так что он теперь с нами в одной лодке. И если мне удастся, то наша хлипкая посудина пробороздит волны истории.
Еще раз внимательно оглядела творение рук своих. Вроде бы вектор рассчитала верно и даже ввела поправку в координаты местоположения. Оказаться в этих же катакомбах, но четыре столетия назад желания не было. Лучше уж где-то на поверхности.
Свекор задумчиво рассматривал мою напольную живопись. Кривился. Ну да, я знаю, что линии должны быть ровными, углы – выверенными, а моя пентаграмма больше напоминала импровизацию с шаманским бубном, но никак не высшую начертательную магометрию.
– Насчет точности попадания – остается лишь молиться, но развоплотить при прыжке не должно, – наконец вынес вердикт свекор и первым шагнул в пентаграмму.
Я последовала за ним, все так же прижимая к груди книгу. И на кой она мне нужна? – сама не понимала.
Оборотень все еще колебался. Стоял, сверкал волчьими глазами, тяжело и глубоко дышал.
– Хочешь, чтобы тебя сожрал этот неупокоенный ящер? Или провести остаток дней в тюрьме?
Адриано не шевельнулся.
– Я все тебе объясню, но позже. Сейчас нет времени. Давай!
Блохастый сделал шаг внутрь пентаграммы и, крепко обняв нас со свекром, зло выдохнул мне в ухо:
– Ты мне все расскажешь!
– Всенепременно, – заверила я.
Отдала амулет-поглотитель свекру, чтобы не помешал, случайно соприкоснувшись с моей кожей, и постаралась отрешиться от того, что было вокруг.
