подобных. И тогда великаны покинули людей, укрывшись высоко в горах. Они больше не хотели иметь дело с теми, кто обратил их наставления во зло.
Влекомый любопытством, Ихабар выбрался из постели и, стараясь ступать как можно тише, подошел к великану. Ему хотелось убедиться в том, что раскаленный докрасна прут изготовлен из другого железа по сравнению с тем, которое использовал старик Сентони, кузнец Турбы, к которому он заглядывал очень часто, поскольку работа в кузне манила его, как мед медведя. Он часто думал, что не будь он воином, непременно стал бы кузнецом.
– Ты уже проснулся? – спросил великан, даже не обернувшись в его сторону.
Ихабар замер и быстро огляделся в поисках выхода.
– Ты что, язык проглотил?
На этот раз Осен, нахмурившись, посмотрел на него, и юноша инстинктивно закрыл горло рукой.
– Говори!
– Я не умер, – было единственным, что пришло в голову Ихабару.
– Ты и твой ишак этого заслуживали, войдя в мой дом без позволения.
Он совершенно забыл о лошади!
– Где Кокска?
– Я его съел.
Этот ответ поразил Ихабара в самое сердце. Плотно сжав губы, он пытался взглядом разыскать останки животного в рассыпанной вокруг очага золе.
– Твой осел там, карлик, – проворчал великан, махнув рукой в угол. – Я не стал бы есть этот шелудивый мешок с костями, даже если бы умирал с голоду!
Животное и в самом деле спокойно лежало на куче соломы и даже не удосужилось поднять голову, услышав свое имя.
– Что ты делаешь? – немного успокоившись, поинтересовался юноша.
– Железное копье.
– Для чего?
– А для чего нужны копья?
– Ты собираешься использовать его против нас?
– А ты думаешь, что для того, чтобы устроить охоту на шайку муравьев, мне необходимо оружие?
– Зачем тогда ты его делаешь?
– Я что, не могу в своем доме делать то, что мне хочется?
Великан вернулся к своему занятию, а Ихабар подошел ближе и, чтобы лучше видеть, даже взобрался на огромный, как ларь, табурет. Он как зачарованный наблюдал за тем, как молот раз за разом падает на конец прута, постепенно придавая ему форму длинного и гладкого наконечника. Закончив работу, великан взял копье щипцами и опустил его острие в бочонок с водой.
– А правда то, что о вас говорят? – решился спросить Ихабар.
– И что о нас говорят?
– Что ваше железо невозможно разбить или сломать.
– Тебе это следовало бы знать. Твой меч – это гарта, который я лично выковал для Ансо сто зим назад.
Эти слова так поразили юношу, что он долго не знал, что сказать.
– Ты выковал меч моего деда? – наконец спросил он.
– Именно так.
– И он на самом деле вечный?
Великан не ответил. Он вытащил все еще торчащий из стены меч гарту, положил его на наковальню таким образом, что половина повисла в воздухе, и, размахнувшись, ударил по нему дубиной. Меч задрожал, издавая странный звук, как будто осыпaлись разбитые кристаллы, но не сломался.
– Заржавел, – произнес он, после чего схватил какой-то камень и принялся полировать лезвие меча.
Пока великан не закончил, они больше не произнесли ни слова. Один сосредоточился на своей работе, а второй сидел, устремив взгляд на языки пламени, отражавшиеся в сверкающем лезвии меча по мере того, как с него исчезала ржавчина. Похожие чувства Ихабар испытывал, когда был еще ребенком и отец брал его на охоту. Его беспокоил странный зуд в ладонях, который возникал всегда, когда его охватывало нетерпение. Наконец великан закончил чистить меч, вымыл его, вытер насухо и в заключение протер лоскутом ткани, пропитанным маслом. Юноше хотелось лично проделать последние операции с мечом своего деда, но он сжал
