– Раньше я слышала, как мой брат напевал:
Я уже спал, но продолжал слышать ее голос. Казалось, она научилась проникать мне в мозг, неважно, во сне или наяву. Мне снилось, что я снова скольжу над океаном в темный безветренный день. Лиз стояла на берегу, и несмотря на то что я летел довольно быстро, расстояние между нами не сокращалось. А ее лицо было наполовину скрыто бинтами.
Затем внезапно настало утро. Солнце легло на одеяло толстым золотистым слоем, словно масло, а на водосточном желобе крыши защебетали ласточки. Лиз еще спала, рот у нее был открыт, волосы растрепаны. Я осторожно встал с кровати и подошел к окну. Внизу сверкало море.
Стоя у окна, я почти сумел убедить себя, что сжечь Фортифут-хаус было бы преступлением. Однако, несмотря на красоту этого места, сам дом все равно вызывал смятение и тревогу. Для всех, кто вступал с ним в конфликт, это всегда оборачивалось самыми ужасными последствиями. Я не сомневался, что, если не сожгу его дотла, то легко могу стать следующей жертвой.
14. Под полом
Позавтракав мюсли и черным кофе, я вышел на улицу, чтобы проверить, можно ли все-таки поставить машину на ход. Заставить если не летать, то хоть как-то ездить. Лиз уже ушла на работу. На ней была узкая футболка, очень короткая канареечно- желтая юбка и желтые шнурованные ботинки. Я не знал, пытается ли она этим меня возбудить или хочет показать, что я старше ее как минимум на десять лет. Или просто это проявление ее своенравности.
У двери кухни она поцеловала меня. Шаловливо сжала мне промежность и прошептала: «Спасибо». Кажется, я дал ей то, что она хотела.
Я заглянул к Дэнни и Чарити. Они все еще крепко спали. Теперь, когда Чарити приняла ванну, помыла волосы и надела блузку Лиз, девочка приобрела вполне современный вид. Сложно было поверить, что я привел ее сюда из 1886 года.
Я вышел из дому, и первое, что попалось мне на глаза, был «Рено» Денниса Пикеринга, аккуратно припаркованный возле моего разбитого «Ауди». О, боже! Я забыл про его машину! На меня нахлынуло жуткое чувство вины и страха. Вины, потому что его жена, должно быть, сходит с ума, не дождавшись, когда он вернется домой. Страха, потому что полиция обязательно увидит машину викария, припаркованную возле Фортифут-хауса, и предположит (в некотором роде, справедливо), что мы с Лиз как-то причастны к его исчезновению.
Я обошел вокруг машины и проверил дверную ручку. Дверь оказалась незаперта, но ключи Пикеринг забрал с собой. Предположим, я мог бы снять машину с ручного тормоза и отогнать ее за конюшню. Но что с ней делать потом? Я не имел ни малейшего понятия, как завести автомобиль без ключа зажигания. К тому же все население Бончерча и Вентнора наверняка знало машину викария. И я не смогу уехать незамеченным.
Мой друг Крис Перт однажды сказал, что единственный способ справиться с неразрешимой проблемой – это затащить к себе в постель самую толстую женщину, которую только сможешь найти, и спросить у нее совета. Он был уверен, что толстухи знают ответы на все вопросы. Он подумывал даже организовать телефонную справочную «Спроси у толстухи».
Я все еще раздумывал, что мне со всем этим делать, когда на подъездную дорожку неожиданно свернул бордовый «Ровер» сержанта Миллера и, с шумом описав по гравию полукруг, остановился. Миллер выбрался из машины, он был в рубашке и солнцезащитных очках. Когда он снял очки, я обратил внимание, какой у него был изможденный вид, словно он не спал три дня. Следом за ним вылез констебль Джонс, энергичный и пахнущий дешевым одеколоном.
– Ага, значит, этот упрямец мистер Пикеринг здесь, – сказал Миллер, подходя к «Рено» и пиная заднее правое колесо.
– Ну… на самом деле его здесь нет, – отозвался я, понимая, что должен тщательно подбирать слова.
– Прошу прощения? – произнес Миллер таким тоном, что сразу было ясно: никакого прощения он и не думает просить.
– Да… он приезжал. Но сейчас его здесь нет.
– Но его машина все еще здесь, – заметил Джонс.
– Да, – согласился я.
– Но самого его нет?
– Нет. Он… немного выпил вчера вечером… И решил пойти домой пешком.
– Немного выпил – это сколько? – спросил Миллер.
– Шесть или семь бокалов вина. Мы разговаривали и слишком много выпили. Похоже, не рассчитали.
– О, – произнес Миллер. – Какая досада! В котором часу он ушел?
– Затрудняюсь сказать. Наверное, где-то в пол-одиннадцатого.
Миллер снова надел солнцезащитные очки и стоял подбоченясь и глядя перед собой. Несмотря на солнечный свет, Фортифут-
