– …Я звоню, а он трубку не берет, представляешь? На кой черт я мечу бисер перед свиньей?
Голос принадлежал одной из двух девушек, сидящих за соседним столиком. Блондинка: длинные волосы, прямой аккуратный нос, упрямо поджатые губы; хорошенькая, если бы не наморщенный лоб и тоскливый взгляд.
Ее подруга – темноволосая и коротко стриженная – недовольно покачала головой.
– Мы им становимся нужны только тогда, когда кладем на них болт. – Ее напомаженный рот презрительно скривился; качнулись над тарелкой с блинчиками громоздкие красные бусы. – Вот когда он станет не нужен тебе, тогда ты станешь нужна ему…
Я медленно отвернулась от случайных соседок и уставилась на остатки комковатого пюре.
Тишина внутри собственного сердца пугала.
Удивительно, как иногда вагонетка, плетущаяся внутри бесконечного темного туннеля, вдруг срывается куда-то вниз, а после берет невидимый, но ощутимый разгон и стремительно вырывается на поверхность горы. И болтается от непривычной скорости голова, цепляются за металлический край уставшие пыльные руки, слезятся от яркого света глаза, а ты счастлив, полностью счастлив, потому что наконец свободен!
– Девяносто два из ста баллов!!!
И я взлетаю к потолку, размахивая конечностями, как ошалевший плюшевый медведь.
– А-а-а!!! Вы чего!..
– Ты молодец!
– Ура! Меган! Ура-а-а!!!
Руки одногруппников ловят лишь для того, чтобы вновь подбросить вверх.
– Отпустите меня! Я же упаду-у-у!
Сердце колотится в бешеном ритме, радость застилает сознание, хочется парить, смеяться, хочется летать. Они будто чувствуют это и хохочут, но хохочут счастливо, беззлобно, разделяя мой собственный восторг, и снова подбрасывают. Гип-гип ура победителю экзамена!
Когда только успели забыться вечера зубрежки, долгие часы, проведенные перед крошечными детальками, ворох исписанных страниц мятого конспекта и надоевший до зубной боли монотонный голос профессора Клода? Когда улетучилась тоска? Когда я вдруг осознала, что смеюсь сама? Четыре долгих, почти бесконечных экзаменационных часа отсижены… четыре сложнейшие задачи решены. Неужели это правда?
– Вот ты даешь! Никто не выбил больше семидесяти, а ты – целых девяносто два! Ты гений, рыжая!
Казалось, прежде чем меня поставили на землю, потолок отдалился и приблизился еще не менее десятка раз.
– Дурачки! Делать вам больше нечего, кроме как людей подбрасывать!
Они так радостно смеются, а я даже толком не помню их имен. Ушастый в свитере – Жорж, да, Жорж… Рыжий с веснушками – Питер, а здоровяка зовут вроде бы Лиам. Профессор тоже не сразу смог запомнить – почему-то он редко обращался к нам по именам.
– Мег, сегодня празднуем! Идем в бар на углу Сорок Восьмой!
– Я…
Секундное замешательство – бар, какой бар? Ведь завтра день рождения Дэлла, подготовиться бы надо.
– Ты тоже идешь! Как без этого?
– Не-е-е, ребят…
– Никаких отмазок! Ты лучшая на курсе, ты точно должна быть. Мег, расслабься, мы все сдали, можем отметить! Блин, больше месяца мучений…
– И Ирвин там будет. Говорит, мы лучший выпуск за последний год.
– Ага, всей толпой отметим…
Они были настойчивы. Возбуждены и радостны, как стая отъевшихся после голодной зимы пингвинов, и я вдруг неожиданно для себя сдалась. Слишком долго сидела на берегу, когда хотелось нырнуть в нежную зелено-голубую волну радости, слишком долго тосковала по ощущению соленых брызг на лице, слишком давно хотела почувствовать телом прохладное обтекание влаги, дарующее свежесть и бодрость. И тогда я нырнула – поднялась с песка, побежала вперед и бросилась в столь желанное море, поддалась всеобщему веселью. Прочь тревоги, прочь заботы – сегодня мой день, могу себе позволить бокал-другой вина в хорошей компании. В конце концов, кому и что я должна? Подарок найден и куплен, все организовано заранее, так почему бы мне не отдохнуть и не
