Ну это я уже даже не знал, как назвать! В строгом смысле слова вороны дрессированными не были. Во всяком случае, если их кто-то и дрессировал, то не я. И дело не в том, что эта парочка легко распознавала, что на данный момент находится в твоих руках (палка, пневматика с оптикой или заряженный арбалет), и держалась на соответствующем расстоянии. Главное, что они могли на бреющем полете очень даже просто выхватить из воды брошенную им рыбу или что другое. Предпочитали, правда, рыбьи потроха с пузырем и неоднократно охотно демонстрировали свои способности.
Так что при необходимости эту пару ворон можно было выдать за высокоинтеллектуальных птиц, жертву клонирования птеродактилей или за сбежавших от Дурова артистов. А одной девице дядя Олег растолковал, что вороны эти являются продуктом тайных опытов дяди Миши по скрещиванию цапли, грача и чайки с целью выведения всеядных эндоуток…
– …И он летает…
– Ага! – подхватил дядя Миша. – Низенько так… Как крокодил над прерией в погоне за страусом!
– Да точно говорю вам! Летает!
– Летает… Низенько… – поддержал я обоих, чтоб без обид.
Как бы в подтверждение Нон взмыл вверх метров на десять и, выбросив то ли какой-то луч, то ли длиннющую нить, сбил пролетавшего над ним грача. Птица, кувыркаясь и придушенно каркая, рухнула на берег, а Нон неторопливо и грациозно спланировал на место падения жертвы.
– Конец грачу! – прокомментировал случившееся дядя Олег. – Летать не будет!
А дядя Миша ничего в этот раз не сказал…
Он сказал позже, вечером, когда они уезжали в город:
– Ты это… Я завтра приеду, а ты здесь резких телодвижений не делай… Поосторожнее, в общем…
И дядя Олег сказал, перед тем как закрыть дверцу машины:
– Я, пожалуй, тоже завтра приеду. А ты нас жди. И если к нашему приезду щенки будут, то ты моего того… Утопи…
Оно, конечно, приятно, когда приезжают каждый день, но на этот раз они малость опоздали…
Глава 9
Нон. Война за жизнь
Война есть не что иное, как продолжение политики с привлечением иных средств.
Проблема нарисовалась еще до отъезда гостей. Дядя Олег так раскормил Нона, что во входную дверь он проходил только боком, слегка наклонившись. Хорошо еще, что сахарница плотно надевалась на верхушку костяной брони и экранировала периодическое: «А что мы будем есть?» Так что не мудрствуя лукаво я перенес место дислокации Нона вместе с подстилкой под навес, рассудив, что ему пора закаляться.
Пушок и Тимофей, кстати, немедленно начали проситься в дом и, похоже, решили эту ночь провести на веранде, подальше от озабоченного чужака.
После ужина я с дури решил подкормить Нона хлебом с маслом. Вышел на улицу, положил бутерброд на землю и сахарницу приподнял. Нон кочевряжиться не стал, с подношением расправился в момент и тут же задал свой любимый вопрос: «А что мы будем есть?»
К этому времени Нон начал немного меня раздражать. Как, собственно, и любая быстрорастущая животюга. Согласитесь – пока они маленькие, все хорошо и интересно: и ухаживать, и кормить, и обучать. Но как только животное подрастет, то у него сразу появляются свои желания, пристрастия, характер вырисовывается… О детях я вообще молчу. И откуда они только берутся такие?!!
В общем, спросил я:
– А чего ты хочешь?
Нон мне и ответил…
…Я вдруг рухнул с высоты на еще трепыхающегося грача и начал с жадностью и восторгом впитывать его еще теплую плоть…
Справившись с тошнотой, я закурил и сказал:
– Слушай, Нон! Я так думаю, что о вкусах спорить смысла нет, но ты бы поосторожнее…
Нон выглядел таким расстроенным и несчастным, что мне вдруг стало его жалко: он ведь не виноват, что таким уродился.
– Ты эта… Если уж такие дела, то слетай на соседний остров, поохоться на грачей. У них там гнезда. Но смотри! На нашем острове чтоб даже мышей не трогал!
Нон восторженно подпрыгнул, потерся о мою ногу и, огибая дом, мимо крольчатника умчался на охоту. В воздухе моментально
