грозная писуля. Только почему-то не с приказом снять адмирала, который не пресек вовремя безобразие, и даже не с требованием разобраться и наказать. Вместо этого Белли приказывалось обеспечить максимальную боеспособность флота, и техники, и личного состава. Методы оставлялись на усмотрение адмирала. В переводе на простой язык с канцелярского это означало «делайте что хотите, война все спишет». А учитывая, какие подписи стояли под документом, возмущаться больше никто не рисковал.
Бордели остались, хотя посещение их замполиты всячески пытались упорядочить. И при этом – вот незадача – сами в них тоже потихоньку шмыгали. Когда считали, что никто не видит, естественно. Белли тихонько посмеивался, но не мешал – в конце концов, все мы люди, все мы человеки. И в бой идти всем вместе, и умирать, случись что, тоже.
А что рано или поздно сражение будет, адмирал не сомневался. Лютьенс – мужик башковитый, это признавали все. Именно мужик – о том, что происхождения знаменитый адмирал отнюдь не дворянского, известно было давно. Это не афишировалось – но и не скрывалось, просто немец оказался весьма интересен по характеру. Вроде бы и публичная фигура – но в то же время ухитряется любое общение выстраивать так, что больше слушает, чем говорит, особенно про себя, любимого. Впрочем, происхождение немца Белли волновало в последнюю очередь. Так вот, башковитый… И идея его об удушении Японии блокадой хороша. Но вот характера японцев немецкий адмирал явно не учитывает. А сам Белли хорошо понимал: сдаться в плен для японцев – позор, и это им страшнее смерти. А значит, блокадой их можно ослабить, но и только. Совсем уморить врага голодом вряд ли получится. Сражения же все равно не избежать, и надо готовиться, а значит, бордели борделями, но и учеба такая, чтобы на голову, а лучше на две превзойти своих врагов.
Впрочем, как оказалось, немецкое командование тоже не пребывало в благодушии. Через некоторое время начали прибывать немецкие пехотные офицеры, готовящие посадку солдат и погрузку техники на корабли. Сами войска (по слухам, командовал ими сам неугомонный Роммель) квартировали в сутках пути от базы, чтоб не создавать лишней нагрузки на ее инфраструктуру, но подготовить все к их быстрой переброске следовало заранее. Чем, в общем-то, немцы сейчас и занимались. Оставалось лишь поаплодировать их предусмотрительности и деловой хватке, да проводить, наконец, в море подводников. У этих было свое командование, и они Белли не подчинялись, хотя контактировали с ним постоянно. И, когда субмарины разом покинули места стоянок, оставив лишь резерв, необходимый для ротации на позициях, старый адмирал понял: началось! И когда пришел кодовый сигнал, он бестрепетной рукой извлек из сейфа запечатанный пакет, один из трех, номер которого указывался в радиограмме, и разорвал обертку.
И все же кое в чем Владимир Александрович ошибся. Начинать предстояло не морякам. Совсем на другом континенте, в паре сотен километров от линии фронта и в десятке от побережья, посреди глухой тайги уютно расположилась крупная стройка. Место тихое, спокойное, единственная, пожалуй, серьезная и толком не решаемая проблема – клещи, упорно разносящие энцефалит. Впрочем, профилактика в виде обрызгивания ядом окрестностей со старенького бипланчика, от чего дохли не столько клещи, сколько мухи с бабочками и прочими шмелями, да в виде плотной одежды свела потери от болезни к минимуму. Ну и медицинская служба оказалась поставлена неплохо.
С рабочей силой проблемы не было. Пригнали целую толпу осужденных, в основном свеженьких, из недавно присоединенных областей Западной Украины и Прибалтики. Нашлись там кадры, решившие, что с «москалями» надо бороться. Почему? А черт их знает. Однако сработали быстро и жестко, методом коллективной ответственности. Один натворил – разбираться не станут, в распыл, а точнее, на дальние стройки, пойдет весь хутор. Или село – тут уж кому как повезет. Сработало неплохо, порядок навели моментально. А с учетом секретности производимых работ такая рабсила была выгодна вдвойне. Случись что – этих не жалко.
И работа закипела. День и ночь на проселочной дороге ревели моторы, и мощные грузовики, построенные на вывезенных из Америки заводах, тащили бетонные блоки и плиты, стальные швеллеры, цистерны с химикатами и еще тысячу и одну мелочь, необходимую для строительства. Чего? А вот про это лучше не спрашивать, а то вежливый до оскомины офицер в фуражке с синим околышем подойдет и задаст вопрос – а с какой это целью простой водитель интересуется, что и зачем здесь творится? И может так получиться, бывали прецеденты, что вернется тот водитель сюда же, но совсем в ином качестве.
И стройка продвигалась ударными темпами. Начавшись еще год назад ни шатко, ни валко, с началом войны она активизировалась до безобразия. И вот, в один прекрасный день, работы завершились. Не все, разумеется. Где-то еще валили лес, строили здания, но главное уже было построено. То, что в будущем должно превратиться в первый на планете космодром, сейчас предстало в чуть иной, но не менее важной ипостаси – стартовой площадки для баллистических ракет.
Два очень не ладящих друг с другом человека, оба с тяжелыми характерами и задатками лидеров, оба таланты и энтузиасты ракетного дела, ухитрились справиться с задачей. Ничего удивительного, деваться им, в общем-то, было некуда. Просто потому, что с обоими в свое время провели беседы. В разных кабинетах и разные люди, но примерно об одном и том же.
Вернеру фон Брауну, талантливому инженеру, еще несколько лет назад не знающему, как заставить руководство Рейха поверить
