пришлось в совсем не лучших условиях.
Первый удар у Георгия Константиновича, правда, получился что надо. Японцев теснили достаточно уверенно, однако потом, как и Рокоссовский, уперлись в глубоко эшелонированную оборону и завязли. Правда, Жуков честно полагал, что уж ему-то флангового удара опасаться не стоит. Как оказалось, он был прав, но не учел, что в одном месте у японцев перевес тотальный. В результате высадка морского десанта в тылу оказалась для него громом среди ясного неба. Пришлось срочно снимать с фронта части для обороны Владивостока. Город отстояли, но вот позиции крылатых ракет, к счастью, уже отстрелявшиеся по Японии и потому пустые, враг успел уничтожить. После недели тяжелых встречных боев обе стороны утратили боевой задор, потеряли большую часть техники и понесли тяжелые потери в людях. Сражение медленно сколлапсировало до уровня боев местного значения, и наступило относительное спокойствие. И всем стало ясно, что для победы на суше начинать придется с нуля, и желательно не раньше, чем флот противника выйдет из игры или хотя бы ослабит свою активность. Но моряки почему-то не торопились…
Как и любой уважающий себя адмирал (ну, он на это, во всяком случае, надеялся), Лютьенс имел в кармане не один план, а несколько. Так сказать, на все случаи жизни. Откровенно говоря, хотя идея блокады Японии и ее медленного истощения нравилась ему более всего, он понимал также и всю ее утопичность. Точнее, реализовать-то ее можно, сил хватает, но вот времени она потребует очень уж много. Самураи – народ упорный, могут сопротивляться и год, и пять. Если бы все зависело от Лютьенса, он бы потерпел, проиграл бы во времени, но выиграл в безопасности. В отличие от кабинетных деятелей, старый адмирал слишком хорошо знал, как это больно, когда в тебя попадает осколок, как звенит разорванная снарядом корабельная броня и с каким ревом врывается вода в пробоину. Однако деваться было некуда – торопыги на суше решили, что могут все, поперли вперед – и нарвались. Теперь оставалось лишь одно – срочно перерубать японские коммуникации, а для этого требовалось нейтрализовать или японский флот, или… саму Японию.
Ну что же, этот вариант просчитывался им уже не раз. И, кстати, вольно или невольно прошла даже кое-какая подготовка к нему. Смешно было полагать, что японцам неизвестно, где находится его флот. Наверняка засекли, еще когда Лютьенс заходил в Аргентину, а в Австралии у узкоглазых шпионов и вовсе хоть задницей ешь. Срисовали и типы кораблей, и их количество, просто не могли этого не сделать. И не зря, ой, не зря он выпросил у Кузнецова несколько старых советских эсминцев. Да и итальянские, тоже старые, в его флоте имелись. В нынешних условиях боевая ценность «новиков» сомнительна (хотя это еще как сказать), но зато, мелькнув перед глазами возможных наблюдателей, они позволили им сделать вывод – советские корабли тоже здесь. А значит, основную угрозу Ямомото будет видеть именно с юга. Что же, пора в бой. Не в первый раз – и, бог даст, не в последний.
Выход германо-французского флота в море, как и предполагал Лютьенс, не остался незамеченным для японцев. И отреагировал японский адмирал моментально. Не мог он не отреагировать – после того, как ракеты превратили в руины японские города, полководцам и флотоводцам Страны восходящего солнца требовалось спасать уже не жизнь даже, а честь. Для японцев это было важнее. Наиболее логичным выглядел удар по Владивостоку, но все сухопутные силы в том районе оказались намертво связаны, а удар с моря… Рассчитывая использовать Владивосток в качестве ловушки для объединенного флота, Ямомото перехитрил сам себя. Теперь, когда ясно стало, что Лютьенс выбрал иной маршрут, ценность Владивостока как базы резко упала. Зато оборонительную, в первую очередь авиационную группировку русские успели нарастить капитально. Теперь попытка атаки Владивостока выглядела рискованной и притом стратегически малоэффективной.
Действия Ямомото были логичны до предела. Сохранить силы и нанести встречный удар по движущемуся с юга объединенному флоту противника. На одно, генеральное, сражение сил и ресурсов вполне хватало. Если бы удалось разбить вражеский флот, ситуация разом стала бы патовой, и тогда вполне можно было бы думать если не о победе, то хотя бы о почетном мире. Вот только японский адмирал не смог понять, что за самолеты на сумасшедшей скорости пронеслись не так давно прямо над выходом из гавани Курэ. Вроде бы не бомбили, хотя и могли бы – поднятые по тревоге истребители не смогли даже приблизиться к неизвестным машинам.
Однако если самолеты пролетели мимо, это еще не значило, что они безобидны. Просто их было мало. В Германии успели построить всего восемь таких машин. Штучное производство, дорогие и пока еще не очень надежные, реактивные бомбардировщики «Блиц» не несли даже оборонительного вооружения – их скорость позволяла не опасаться истребителей противника. Сейчас их обкатывали в боевых условиях, нанося точечные удары по инфраструктуре Японии. Получалось неплохо, хотя бомбовая нагрузка «Арадо-234» и оставляла желать лучшего. Впрочем, на этот раз бомб они не несли.
Лучше бы, кстати, они просто отбомбились – то, что можно было к ним подвесить, вряд ли причинило бы серьезный вред бронированным монстрам, которые у Японии строить получалось все лучше и лучше. Эта же восьмерка, пролетев над японским портом, все же сбросила кое-что. Не бомбы, а морские мины. Чудо тевтонской военной мысли, с наведением магнитным и акустическим, способные пропустить над собой несколько кораблей, а потом рвануть под невезучим – тем, чей номер совпадал с
