Даже снег примялся ровной, словно вытоптанной привидениями тропинкой. Скорее всего, это божества, объединив усилия, создали защиту вокруг своих территорий. Машина, взвыв от натуги двигателем, пересекла громадный силовой барьер. Нас на короткое время вдавило в спинки кресел упругой силой.
Дальше городской квартал был пуст. Те люди, кто остался живым, в панике покинули свои жилища. Ветер набивал снежной крупой брошенные на произвол дикой стихии помятые и осиротевшие автомобили. Машины покрылись частыми сетками трещин на стеклах, спрятав от внешнего мира свои салоны.
Мы поехали совсем медленно, опасаясь наскочить на неожиданные препятствия. Люди не попадались.
Все эти разительные перемены окружающей действительности происходили всего лишь вдоль одной очень длинной улицы, именуемой Многостанционной. Она тянулась от самого кольца, что было на выезде с Димовского моста, переходила в пригородную магистраль, а затем упиралась в аэропорт, практически никуда не сворачивая. Вдоль нее стояли жилые дома, автомастерские и супермаркеты, делая ее такой же, как и остальные городские улицы. В обычный день этот путь можно было проделать от силы за час, и то, если в пробку попадешь. Но сейчас другое время и другие обстоятельства.
Нам не нужен был аэропорт, наверняка превратившийся в огромную воронку. Да и ехать дальше все равно не представлялось возможным из-за разрушенной эстакады над железнодорожными путями. Нам же оставалось всего несколько километров в сторону от него.
У нас было оружие, которое мы взяли на случай непредвиденных ситуаций во время городского собрания, и наспех рассованные по карманам плашки не то с благословениями, не то с проклятиями богов. Жалко было бросать.
А между тем Александру шатало. Я аккуратно взял ее за плечи:
– Что с тобой?
– Смерти, много смертей. Они вокруг. Они еще здесь.
– Ну ладно, Бельчонок, главное, мы живы. И должны спасти наших друзей.
– Я знаю, но мне плохо. Очень плохо. И эта серая муть. Мне читали. Это похоже на туман. Я не видела туман никогда, но именно так я себе его всегда представляла. Сплошная монохромная мгла, такая, что дальше сорока шагов ничего не видно.
– Радиация, – произнес Кузнецов. – Нам надо побыстрее проскочить.
– Навигатор не работает, – пробубнила Ангелина. – Прямую дорогу знает кто?
– Знает.
– Кто? Крысы радиоактивные?
– Нет. Вон тот чудо-грач, – ответил я, показав пальцем на крупную черную птицу, которая сопровождала нас всю дорогу.
Ворона я заприметил давно, как только подъехали к границе зоны разрушений, но связал его с тем же пернатым, что каркал человеческим голосом во время боя с духом-некромантом, только сейчас. Ауры действительно плохо различались в этом атомном мареве, но я все равно угадывал в птице знакомые черты.
– Ты, похоже, больной стал, раз всяких чучел в навигаторы назначаешь, – бросила в мой адрес Ангелина, скрестив руки на груди и сжав губы.
Она нервно зыркнула на ворона, а затем пнула ногой колесо машины. Кузнецов тяжело вздохнул и опустил взгляд.
– Ворон поможет, – неожиданно вступилась за меня Александра.
– Да? С чего бы это?
– Он не просто птица. Чувствуются отголоски разума, доброжелательного к нам разума.
Я кивнул и шагнул к черному гостю, чистящему перья, деловито сидя на торчащей из куска бетона арматуре. При моем приближении ворон громко каркнул и отлетел подальше, а потом отрывисто захохотал:
– Кар. Кар. Догада-а-ались.
При звуке нечеловеческого голоса Николай вздрогнул и перекрестился. Все, что нужно для марша, было на нас, поэтому с горечью бросили машину и пошли через железную дорогу мимо опрокинутых и исковерканных вагонов. Вспомнилась старая компьютерная игра «Сталкер». Примерно так я себе все это и представлял, только сейчас это была реальность.
Путь пролегал по заваленным обломками улицам между рухнувшими малоэтажными постройками и поваленными частными домиками. И это еще ядерная бомба сверхмалой мощности. Что бы тогда натворила хлопушка посильнее?
А потом стало тоскливо. Улицы заполнили трупы. Странно, что раньше их не видели. Но тоску навевали не сами мертвецы, а призраки рядом с каждым телом. Они просто молча и отрешенно смотрели на самих себя. На глаза попался младенец, ползающий не возле себя, выкинутого взрывом из коляски и похожего на припорошенную грязным снегом куклу, а возле разорванной пополам матери. Ребенок не осознавал того факта, что они мертвы, и непрестанно разевал рот в беззвучном плаче.
