Пулий вскочил.
Вытянулся по стойке «смирно», несмотря на спазм в желудке, и приложил руку к груди, отдавая честь. С центурионом пришли еще два легионера. Рядом топтался с ноги на ногу Аппий, явно желая оказаться в другом месте.
Дождь лил прямо на наголо выбритый, покрытый шрамами череп Мамерка, ручейки стекали по лицу, затекая в рот, но геносиец не обращал на непогоду ни малейшего внимания. Могучая рука метнулась к груди Пулия, схватила его за тунику и подтянула к решетке, больно прижав к железным прутьям.
– Объясни, какого, твою мать, хрена я стою здесь под этим хреновым дождем вместо того, чтобы сидеть у жаровни. А ты – сидишь в долбаной клетке, вместо того чтобы быть в долбаном Изероне. И где хренов Маркус?
«Так, значит, звали бедолагу Желтого…»
От неожиданности Пулий позабыл заготовленную речь и выдавил из себя лишь:
– Бессы… атака… план каструма…
В ответ Мамерк гневно вытаращил глаза, дав понять, что лучше Пулию объясняться более толково.
К счастью, он уже обрел силы нормально говорить:
– На нас напали по пути в Изерон. Бессы. Желтый… то есть рядовой Маркус, убит. Но это не все! Целый туат северян готовит атаку на нашу заставу. Легион предали. Тесерарий Кезон сообщил бессам пароли часовых и план каструма! – выпалил Пулий на одном дыхании.
Мамерк придвинулся еще ближе, почти касаясь решетки лицом.
– Если ты пьян, проведешь в карцере остаток лета, питаясь лишь ячменем! – прорычал он.
Пулий сглотнул.
– Клянусь Создателем, женой, сыном и собственными яйцами, – выдавил он, – во мне ни капли хмеля.
Ноздри темнокожего центуриона раздулись, глубоко втягивая воздух. Глаза расширились; казалось, еще немного – и выпрыгнут наружу. Он буравил Пулия недоверчивым взглядом.
Наконец могучая рука немного ослабила хватку, затем вовсе выпустила тунику. Пулий облегченно выдохнул и сделал шаг назад.
– Открыть камеру! – прорычал Мамерк.
Один легионер с сомнением посмотрел на геносийца.
– Но центурион Сервий приказал…
Солдат прервался на полуслове, увидев, как сдвинулись к переносице брови Мамерка. Не издав больше ни звука, он подошел к двери и достал связку ключей. Дрожащими руками принялся их перебирать, ища нужный.
– А теперь… – Мамерк повернулся к Пулию.
Интересно, что собирался сказать темнокожий центурион?.. Возможно, он хотел спросить, как Пулию стали известны планы бессов; возможно, попросить доказать свои слова. А может быть, хотел похвалить за добрую службу.
Сверкнула оранжевая вспышка, так ярко и так близко, словно молния ударила куда-то внутрь каструма. Раскат грома такой мощи, какую Пулий еще не слышал, сотряс небо, и землю, и здания. Голова наполнилась колокольным звоном. В лицо дунул жаркий ветер, и Пулий почувствовал, что летит.
Полет оказался недолгим. Он закончился столкновением со стеной карцера и падением на мокрый пол.
…В голове продолжал звонить гигантский колокол, а во рту появился соленый привкус. Пулий поднял голову, силясь одновременно увидеть что-нибудь, кроме плясавших перед глазами цветных пятен, и понять: что же, к покойникам, сейчас произошло?!
Время стало похожим на густой кисель. Пулий не мог сказать, сколько его прошло с момента вспышки. Один миг? Час? День?
– Эй, Мамерк, – с удивлением Пулий услышал свой голос, который был непривычно глухим и сиплым. – Ма-а-амерк…
Никто не ответил.
Наконец пятна стали превращаться в смутные очертания, а смутные очертания – в образы. Пулий потряс головой, надеясь, что по-прежнему не в состоянии видеть как следует. Но нет. Ничего не изменилось.
Центурион уткнулся лицом в лужу и не подавал признаков жизни. На его спине тлел кусок доски. Рядом, похожий на сломанную детскую куклу, раскинув в стороны неестественно вывернутые руки и ноги, лежал еще один легионер.
– Дерьмо… – прохрипел Пулий.
Аппий мирно покоился на спине, уставившись остекленевшим взглядом в темно-бурое небо, на котором полыхали отблески адского пожара.
