больше некому, наши-то все – на полях.
Откровенно говоря, Рад не слышал никакого ржания, но все же доверял брату – раз тот сказал, значит, так оно и есть. Истр все ж моложе, да и вообще – местный.
И в самом деле, минут через пять на дорожке, что вела к воротам селения, показалась всадница в белом плаще – Хильда. Стянутые серебряным обручем волосы ее сверкали на солнышке белым золотом, голубые, широко распахнутые глаза сияли, видно было, что довольна чем-то княгинюшка, видать, неплохой улов.
Ну, конечно, спешившись, не преминула похвастаться супруга:
– Рыбы-то запромыслила немало. Язи, голавли, форель. Челядинке отдала, Раздане.
Раздана-челядинка – дебелая девица с круглым, густо усыпанным веснушками лицом и толстой рыжей косой – с недавних пор сделалась личной служанкой княгини, как бы сказали чуть позже – сенной девкою. Сильная, крепкая, преданная и очень добрая. А уж хозяйка… Повезет кому-то из смердов с супругой!
– Говоришь, рыбы немеряно? – встрепенулся Истр. – А где ты, госпожа-сестрица, ловила-то?
– На Светлой, где же еще-то? Покуда добралась, лошадь до пота загнала.
– Это у излучины, что ль?
– Нет, куда ближе. Где сосна на круче.
– Сторожа там наша стоит?
– Стоит… сидят, в кости играют.
– Ах, они змеи! Ладно, – княжич бросился отвязывать коня. – Сейчас погляжу… как они там.
– Уду не забудь, – со смехом крикнул князь вслед ускакавшему братцу. – Тоже еще, проверяльщик.
Оглянувшись вокруг, Хильда погладила мужа по волосам и вошла в шатер. Небрежно скинув плащ на кошму, выглянула, позвала тихонечко:
– Милый… Иди – что скажу!
– И что же такое? Очень интересно.
Уже предчувствуя, чем все дело закончится, молодой человек, опустившись на колени, вполз в шатер. Привстав, княгиня запахнула полог, устроив приятный полумрак… ко многому зовущий, томный.
Уселась сверху муженьку на спину, засмеялась:
– А ну, поехали-ка, лошадка! Н-но!
– И куда ж тебя везти госпожа?
– Ты ж сам знаешь.
– И все ж таки?
– А вот – на кошму, на ложе.
Рад ее туда и свалил – на кошму, как просила – обнял, погладил по волосам, поискал губами губы… Юная красавица подалась навстречу, обдавая пылким жаром любви, губы молодых людей наконец встретились и… словно искра пролетела! Взорвалась, ударила обоих, да так, что никто из супругов уже больше ничего не помнил и ничего уже не хотел, кроме… Кроме того, ради чего они и были сейчас здесь. Ради жарких объятий, поцелуев, бурных, будоражащих кровь, ласк. Радомир снял с жены тунику, лаская гибкое юное тело, такое податливое и, вместе с тем, упругое. Нежно, ласково прикоснулся к набухшей желанием груди, погладил, поцеловал, обнял, чувствуя, что улетает куда-то к Сатурну.
Он взял ее нежно и властно, красавица не противилась, ибо именно того и хотела, в чем не было никаких сомнений.
Жаркие губы, шелковистая кожа, упругая мягкость груди… И стон… стон… сто-о-он…
И мысли, упавшие в опрокинувшееся вниз небо.
– Знаешь, милая… Я никогда не брошу тебя, никогда.
– Знаю.
– И никогда больше не позову… туда… Наш дом – здесь!
– Все верно, – Хильда потерлась о плечо супруга щекою. – А ты становишься Цезарем, о, венценосный супруг мой!
Князь нежно погладил жену по спине:
– Цезарем – может быть. Но венценосным? У меня и венца-то нет… разве что тот, бургундский.
– Который нужно вернуть, – тревожным шепотом добавила Хильда. – Знаешь, милый, на этот раз я поеду с тобой.
Рад дернул шеей:
– Что? Со мной. Но это же невозможно!
