– Изголодались вы на болоте, как я посмотрю.
Здесь же, недалеко, на опушке, были сколочены да накрыты столы. Свежий, караваями, хлебушек, просяная каша, мед, орехи, грибы, ягоды – без счета, а еще и дичь: жареные на углях куропатки, жаворонки, какие-то пичуги мелкие, но вкусные, утки, ягодами, чтоб тиной не пахли, сдобренные, ну и, конечно, – кабан. Окороки, грудина – все то, что от ночной требы осталось. Да и только что сваренное пиво – как же без него-то?
Славный будет пир. И людям хорошо, и богам приятно.
Борич так и сел на поваленное возле стола бревно – вместе с разноглазой девчонкою, звали ее, кстати, Очена. И все сели. По кружке пива во славу богов выпили, покушали, что послали боги, да песни запели. Хорошие песни, протяжные:
Песню эту Борич и раньше слыхал – в Келагастовом роде девки ее часто пели. А теперь вот эти, Радомира-князька, людишки – поют. Вот тати – песню, и ту украли, мало им земель!
Юноша поморщился – осознавать такое было неприятно.
– Что не так? – тут же шепнула на ухо Очена. – Пиво кислое? Или уточка жестковата.
– Славно все, отстань. Ишь ты, как смотрит разноцветными своими глазищами. Следит, что ли? А что, если и вправду – следит?
Борич аж похолодел, но тут же с собою справился – не может такого быть, чтоб следила. Он ведь сам к ней подошел – первый.
А что, если все же… Нет, не должна. Не надо волноваться, трепетать – хорошо все сладится, что задумал, по добру. Сладилось уже… почти. За малым дело осталось. И тогда… И тогда Гостой-братец выживет, спасется от злой лихоманки, от которой пока что еще никто не уходил. А Гостой – уйдет. Так сказал дева. Можно ли ей верить? На этот счет у Борича даже и тени сомнения не возникало. Может, потому что дева так выглядела – такая не соврет, незачем, а может, знала она какой-то приворот, такой, что все ей верили безоглядно. Вот, как Борич. Да и как не поверить, коли Гостой-братец в стороже целую ночь в огнеманке трясся? А потом, когда подъехала дева, когда попросила… а юноша согласился… она ведь братишке снадобье какое-то дала, горькое, на плесень похожее. Борич тоже пробовал – дева сказал: и ты выпей. Выпил, едва не подавился – уж больно противно. Напоил бессильно лежавшего братца. Тот утром и ожил, заулыбался, а, когда сменщики с болота пришли, совсем здоровым выглядел. Борич в тот же день в дальнюю сторожу попросился – и был отпущен, еще бы, Луговые Кулиши всегда к Келагастовым с подозрением относились, видеть едва могли. Вот Гоемысл-вожак и обрадовался, услал с глаз подальше. Однако на праздник к Радомировым-Доброгастовым взял, а как не взять, когда Борич – лучший охотник и воин?
Не возьми – что другие, даже сородичи-соплеменники, скажут? Вожаку без справедливости никак нельзя. Про то дело с побегом ведь так и не узнал никто. Спасибо братцу. Вот и взял Гоемысл Борича на праздник, не мог не взять. А уж тут…
Юноша улыбнулся, подвинув к себе плетеный жбан с пивом… и резко обернулся на шум. Подъехали, спешились, местный князек Радомир и с ним женка его, готка. Эх, могли ведь в болотине сгинуть! Вот и отомстилось бы за все… Хотя и так уже… почти. Осталось лишь поскорее отсюда выбраться. Нет, скоро нельзя – подозрительно.
Интересно, знают уже они или нет? Судя по озабоченному виду – знают. Озабоченный – он у князька Радомира вид, а у женки его – самый, что ни на есть, обычный. Готки, они коварные, умеют свои мысли скрывать.
Ну, знают. И что? Всех обыскивать будут? И пусть!
Борич неожиданно развеселился – пожалуйста, обыскивайте, что с него взять-то? Туника рваненькая да порты… из подола готки лыковой дратвой сшитые. Хорошо – иголка нашлась.
Нет, не стали обыскивать. Во главе стола уселись, князек здравицу произнес. Все разом выпили, загалдели. Потом кулачные бои устроили – один на один, стенка на стенку, Борич тоже участвовал, хоть и не был настроен, а куда денешься, когда вожак Гоемысл сам с бревна первым поднялся да махнул «болотным» рукой – пошли. В другое время Борич с удовольствием бы на кулачках помахался, а вот только ныне не об этом душа болела. Даже вот с девкой этой, Оченой. Не об удовольствии думал, не об угождении богам – о деле, ради которого сюда и явился. Не корысти личной ради – братца молодшенького от злой смерти спасти. Ведь обещала дева. А он, Борич, верил. Да и как не поверишь, коли на глазах все – брат-то оправился почти. Главное было дело, чтоб соглядатаи, парни одинаковые, близнята, Радомиром-князьком присланные, не учуяли, не увидали, что Гостой-братец – больной. А они именно-то и вынюхивали, Борич уж давно понял, как только первый раз явились близнята. Везде носы свои совали, один все возле Луговых Кулишей терся, другой – с другими. Выспрашивали, выглядывали… да так пристально… Гостой один раз кашлянул – так на него и вызверились! Словно волки на добычу. Слава богам, обошлось тогда. Сейчас бы еще обошлось. Борич так загадал – ежели обойдется, принести Сварожичам достойную жертву. Именно Сварожичам – Келагастовы испокон веков Сварога больше всего