– К тебе.
Амин мысленно застонал.
– Откуда ты? Где твои родители? – с трудом сохраняя самообладание, спросил он. – Ты прибыл с караваном или на корабле?
Мальчишка склонил голову набок и снова почесал затылок. Пробурчал, ткнув пальцем в небо:
– Оттуда я. И мне некуда идти. Пусти к себе, а? – и снова широко улыбнулся.
Амин медленно вдохнул. Так же медленно выдохнул, успокаиваясь.
Стая голубей, с шумом хлопая крыльями, взлетела в тающее закатом небо.
– Ну мы идем, да? – дергая себя за ухо, поторопил мальчик.
Амин кивнул.
– Идем, – и, подойдя ближе, добавил: – Давай руку.
Мальчик окинул его странным взглядом, но руку в ответ протянул. Амин совсем не удивился, почувствовав, что пальцы у воришки липкие. На мгновение юноше стало интересно, сколько сладостей этот негодник сегодня успел слопать?
Они повернули в левый проулок, оттуда – в еще один и, наконец, впереди показалась высокая, богато украшенная резьбой по камню башня.
– Не думал, что ты живешь в храме, – удивленно протянул мальчик, разглядывая башню.
Амин молча огляделся, заметил группу младших учеников, гуськом идущих из медресе за учителем. И подтолкнул мальчика к ним.
– Нет. Ты живешь. Уважаемый сайед! Вот, от вас отбился.
Жрец мазнул равнодушным взглядом по Амину и обалдевшему воришке, махнул рукой, и выскочившие словно из ниоткуда младшие служители-рабы живо поставили мальчишку в строй.
Амин, не став дожидаться, когда негодник поднимет шум, поспешил на свою улочку.
…Вадд-месяц выбрался на небо, в храме Аллат отслужили молитву. Амин с усталым вздохом упал на потертый ковер и попытался забыть, что во рту с утра маковой росинки не было… когда над ухом вдруг раздалось:
– Слушай, а я не понял той шутки с храмом.
– Иблис!
– Да нет, я всего лишь.
Амин медленно приподнялся на локтях и неверяще уставился на сидящего рядом мальчика.
– Ты? Как ты… как ты здесь оказался?!
– Вошел, – пожал плечами воришка, кивая на открытую дверь. – Слушай, а у тебя случайно нет тех больших сладких ягод? Ну, темно-синих. Мне они понравились.
Амин, в который раз напомнив себе, что имеет дело с ребенком (хоть и очень странным, и очень наглым), молча встал, схватил негодника за шиворот и поволок к двери.
Мальчик и не думал вырываться. Молчал, даже когда вылетел за порог – только удивленно глядел на Амина через плечо.
– Во имя всех богов! – выдохнул юноша. – Или ты оставляешь меня в покое, или я зову стражу и тебя возвращают к родственникам. Или в храм, если ты сирота. Понял? Тогда пошел вон отсюда!
– Но ты же сказал, что я сын твоей сестры, – обиженно отозвался воришка.
Амин, взявшись за дверную ручку, сердито бросил:
– У меня нет сестры.
И хлопнул дверью перед носом удивленного мальчика.
…В тягучей тишине южной ночи тоскливо завыла соседская собака. Спустя минуту к ней присоединилась еще одна. И еще. Потом чей-то визгливый голос проорал ругательства, и собаки – так же по очереди – замолкли.
Амин ворочался с боку на бок. Глаза слипались от усталости, но пустой желудок все не давал уснуть. Пора бы к голоду и привыкнуть, но пока не получалось.
Амин улегся на спину и, положив руки под голову, уставился в потолок, принявшись изучать давно знакомые трещины.
За дверью тихонько, но очень жалостливо затянули песню кочевников – древний гимн гостеприимству.
Амин изумленно прислушался: какому это певцу-шади вздумалось явиться в их бедный квартал? Да еще такому сладкоголосому. И странно-знакомому. Но, когда голос дошел до припева-речитатива, юноша сразу вспомнил, где его слышал.
Мальчишка мгновенно заткнулся, стоило Амину распахнуть дверь. И, по-прежнему стоя на коленях у порога, грустно вздохнул:
