Быстро рассказала ему о Веронике все, что знала. О том, как с ней познакомилась, как она просила о помощи, а потом названивала мне, добивалась встречи, и в конце добавила:
— Я вот чего не понимаю, ведь наверняка Димка ее просканировал, прежде чем затащить в постель. Он бы точно заметил любое проявление агрессии или закрывающий сознание блок. Ненависть очень трудно скрыть.
— Магический, да. Но не в том случае, если блок был другой природы.
— В каком смысле? — непонимающе нахмурилась я.
Гипноз. Такое воздействие на сознание может отследить только менталист или Страж.
— Человеческое воздействие… «Люди — наше все»? — Он промолчал, но я знала, что угадала. — Ее лучшая подруга была одной из жертв Кукловода. Дорофеева наверняка участвовала в митингах, которые тогда массово проходили в Москве, именно там и могла познакомиться с Вознесенским или с его прихвостнями.
Сергей молчал, но глаз не отводил. А я ведь всегда подозревала, что это люди. Уж слишком по-человечески была обставлена гибель моих родителей. Банальная авария, непонятный занос под двадцатитонную фуру на совершенно сухой дороге, которая унесла жизнь одного из сильнейших некромантов России.
— Я скажу, чтобы ее проверили на гипноз. — Сережка хотел встать, но я схватила его за руку.
Я никак не могла понять другого.
— Но зачем? Для чего все это? Из-за опытов отца, да? Так прошло уже пять лет! Понимаешь, пять лет! — Я громко шептала, но так хотелось сорваться на крик. Нельзя. Денису и так сейчас несладко. — Почему сейчас? Мы же никого не трогали, жили себе спокойно.
— Они были уверены, что со смертью вашего отца опыты прекратились.
— И что же заставило их изменить свое мнение?
Я чувствовала, что мне не понравится его ответ. Очень не понравится. Потому как единственное, что могло не дать папиному наследству кануть в историю, это его документы. Те самые, что я собственноручно отдала Сергею пять лет назад.
— Примерно месяц назад последний ученик твоего отца… она… случайно выдала себя.
— И ты молчал?
— Я не хотел втягивать вас в это.
— А тебе не кажется, что это весьма странное заявление? Мы и так втянуты в это по самые уши, с самого своего рождения.
— Скажи, тебе стало бы легче, если бы ты знала, что все эти годы одна-единственная девушка с риском для своей жизни пробуждала сущности у детей?
— Это самоубийство. Как вы не понимаете? Мы беспомощны и бесправны. Этот мир не исправить, Закон нельзя обойти.
— Можно. И вы живое тому доказательство.
— Скажи мне честно, ты избавлял меня от проклятия, инициировал, занимался со мной сексом… только потому, что я дочь своего отца? В этом заключался твой великий долг?
Сергей вздрогнул, сграбастал меня в охапку и схватил за подбородок, принуждая смотреть прямо в его горящие злым пламенем глаза.
— Ты серьезно? Таня, посмотри мне в глаза. Неужели ты думаешь, что я?.. Никогда, слышишь, никогда… — он замер на мгновение, подбирая слова и, видимо, призывая остатки своего недюжинного терпения. — Хорошо. Допустим, ты права… сугубо гипотетически… Не поведаешь мне, чем ты так важна для алчного и корыстного меня? Ты — некромант, способный будить сущности? Нет. Ты великая ведьма? Прости, но до инициации ты была никем. Твои способности создавать атакующие щиты открылись совсем недавно… Так вот, будь честна в первую очередь сама перед собой и ответь, что в тебе есть такого особенного и ценного, ради чего я стал бы рисковать своей жизнью? И заметь, готов, если понадобится, рисковать вновь и вновь… — повисла звонкая тишина, а потом: — Мне безразличен статус твоей семьи, и если тебя беспокоит именно это, в частности, статус твоего отца, мне абсолютно плевать, какой силой ты обладаешь, мне нужна только ты, слышишь?
Слышу.
Верю.
И мне даже стало стыдно за мои столь вздорные и нелицеприятные мысли.
— Прости, — прошептала и осторожно коснулась его щеки. — Не знаю, что на меня нашло.
Прикрыл на секунду глаза, пытаясь усмирить бушевавшие внутри эмоции, и потерся щекой о мою раскрытую ладошку.
— Я обещал твоему отцу, что уберегу вас от всего этого, что до последнего постараюсь скрывать факты, связанные с
