Лан появился, когда все было кончено. Я показал ему Риану, и он меня понял. Спасибо за это.
Ненаглядная моя. Ласточка моя. Взял на руки, прижал к себе, вдохнул аромат ее волос и… успокоился. Не отпущу. Переместился в Академию магии. Сел в кресло возле горящего камина, прижимая к себе птичку-невеличку. Риана дрожала так, что захотелось оживить этих недоносков и снова убивать. За каждую минуту ее страха. С трудом остановил эту ярость. Дикую, первобытную, желающую разнести все вокруг только потому, что Риане плохо. И стал выяснять, что произошло.
Ну уж, нет, радость моя, я не дам тебе отмолчаться! Хватит! Ты расскажешь мне, что произошло и… А я ведь и вправду ревную. До черноты в глазах. И впервые это осознаю. Твою ж, темные силы!
Посмотрел на нее. И лучше бы этого не делал.
Раскраснелась. Глаза сверкают. Голос звенит. Что же ты делаешь со мной, ласточка? Я с ума по тебе схожу. Унесу ведь в спальню прямо сейчас и утешу. И думать забудешь об Изольде с ее мелкими кознями. И о других мужчинах. И о том, что правильно, а что нет.
Нельзя. Вдох. Выдох. О чем мы говорили? Я что-то потерял нить разговора, пытаясь унять внутри жар.
Да, недоступная ты, Риана. Как звезда в небе. Было бы это так… Нет, не думать об этом. Если бы…
Титул? Деньги? Власть? Дом? У меня все есть. Готов делиться с тобой, ненаглядная моя. Ласточка, какая же ты — неподходящая партия, если я люблю тебя? Ах, да, ты же этого не знаешь. И в любовницы ко мне не хочешь. Все жаждут, кроме тебя. Ирония судьбы. Ты любовницей и не станешь, Риана. Ты будешь моей женой. И никак иначе. А с Изольдой я разберусь. И никто тебя пальцем больше не тронет.
Подошел к птичке-невеличке, прикоснулся, чувствуя, как сердце одновременно щемит от нежности и жалости. Сам не знал, чего сейчас больше хотел. То ли утешить, то ли сделать своей. Говорил, стараясь прикосновениями убрать ее страх, плескавшийся в глазах. Не прощу себе ее боль.
Я для тебя, что угодно сделаю, Риана. Все, что в моих силах. Дурман-трава моя. Огонек мой в ночи.
О, Боги! Как же я ее люблю.
Глава шестнадцатая
Я проснулась от того, что мне стало жарко. Откинула одеяло, зевая. Открыла глаза и осознала, что нахожусь не в своей комнате. С трудом прогнала остатки дремоты. Вчера после того, как я успокоилась, Эжен напоил меня какой-то расслабляющей настойкой. Он почему-то решил, что последнее время я сама не своя. И да, у меня переутомление.
Я вяло пыталась возразить, пока в руке не оказалась кружка с напитком, отдающим мятой и ромашкой. Я пила медленными глотками, смотрела на огонь и, видимо, незаметно для себя уснула. А как иначе можно объяснить, что я нахожусь не у себя? Интересно, а почему Эжен оставил меня в своей спальне? Вроде бы разговор шел как раз о моей репутации. Или я что-то путаю?
Я решительно села и уставилась на платье, висевшее на спинке стула. Все интересней становится. Вопрос о том, кто меня раздевал, и почему я оказалась в одной ночной рубашке в постели второго директора Академии Магии, снова возник и потребовал объяснения. Воспоминаний о вчерашнем вечере было мало. Наверное, спрошу у Эжена. Зачем голову над этим ломать?
Я оделась, пригладила волосы. Сдается, что это не помогло, но выбирать не приходится. И задумалась о том, стоит ли покидать спальню темного мага через дверь или все же потренироваться в открытии портала. Они у меня совсем слабые выходят. Эжен говорит, что я достигла определенного успеха, поскольку многие их до конца жизни не могут научиться открывать.
Решив, что будет невежливо просто так уйти, не поблагодарив за спасение от очередных негодяев, я приоткрыла дверь. И лучше бы я этого не делала, потому что посреди гостиной стояли разозленная профессор Изольда и не менее разозленный Эжен. Дверь, никогда до этого не скрипевшая, издала жалобный писк, на который маги оглянулись. Слова — доброе утро застряли в горле.
— Ты издеваешься надо мной, да? Ответь мне, Эжен, — в ярости выпалила она, сверкая прекрасными глазами.
Темный маг посмотрел на меня и повернулся к колдунье.
