– У вас есть дети? – предположила Эбигейл.
– Да. Сын.
– Тогда я и вас не понимаю. Почему вы не с ним, а занимаетесь… занимаетесь чем-то опасным, грозящим вам смертью? – Эби вспомнила стычку магов в доме мэтра Ранбаунга, а после – револьвер в руке господина Блэйна. – Получается, тоже не думаете о нем.
В иное время она не осмелилась бы на подобную дерзость, но сейчас уже не боялась: все самое страшное, казалось, с ней уже случилось. Ну выскажет ей магиня за лишнее любопытство – не велика беда.
Но госпожа Адалинда за упрек не рассердилась. Усмехнулась невесело и головой покачала:
– Думаю. Всегда думала. На службу пошла ради него, а не от большой любви к приключениям. И сейчас в Салджворт вернулась тоже ради него. Ради него я должна разобраться с этим делом. Вернуть себе имя и положение и убедиться, что не оставила за спиной недоброжелателей. А риск… Риск есть, конечно. Но о моем ребенке будет кому позаботиться в случае моей смерти. К тому же мертвая мать в отличие от матери-преступницы, матери-беглянки его жизни и счастью не навредит. Так уж это у нас, у магов… странно…
Странностей Эби своих хватало, и о госпоже Адалинде она забыла, едва магиня покинула комнату: мысли были заняты другим, и на душе не понять что творилось.
– Джек, – позвала она притихшего в сторонке хранителя чужой памяти. А может – и не только памяти. – Скажи, он сожалел?
– О ее смерти и смерти своего ребенка – да, – ответил искусственный голос. – О своем решении, повлекшем это, – нет.
– Нет? – переспросила девушка, на самом деле совсем не удивляясь такому ответу. – Даже после того, что произошло с ним?
– Даже. Раскаиваться в чем-либо нужно, осознавая сам поступок, а не его последствия. Иначе это будет неискренне. В таком раскаянии нет смысла.
– Нет, – согласилась Эби. – А… я?
– Ты не стала бы прыгать в окно. А он все равно отдал бы тебе те деньги.
Спросить почему, она не решилась, а сам Джек не объяснял.
Постоял еще немного, ничего не говоря, и вышел из комнаты.
Эби думала, что снова расплачется, оставшись одна, но этого не случилось. То ли слез уже не осталось, то ли нужда лить их вдруг прошла.
Глава 27
Фредерик давно научился расставлять приоритеты и отделять личное от работы, но, к огромному сожалению мага, большинство окружавших его людей столь нужными умениями не владело. В итоге сеанс гипноза – сеанс, всю уникальность которого мог оценить лишь профессионал, понимающий, сколь невысоки были шансы, что искусственный разум поддастся подобного рода воздействию, – превратился в сцену из сентиментальной пьески.
Эбигейл выбежала из гостиной, за ней – кто бы сомневался – поплелся Джек, а следом, видимо, из солидарности, объединяющей всех когда-либо обиженных и оскорбленных в своих чувствах женщин, – Адалинда.
Фредерик поглядел на контрразведчика, слова которого всколыхнули эту бурю в стакане воды, и удрученно вздохнул:
– Кто вас за язык тянул, господин повар?
Эмпат был неприятно разочарован. Человек этот после предшествующего гипнотическому сеансу разговора ему даже понравился. Слушал внимательно. Известие о том, что Лленас жив, принял спокойно и признал, что похищение ученого в общую картину вписывается, в отличие от его бессмысленного убийства. В том, что память Эйдена Мерита переместилась каким-то образом в механическую куклу, ни происков нечистой силы, ни намека на переселение душ не углядел, лишь отметил с осторожным осуждением неосмотрительность некоторых экспериментаторов. В общем, показал себя человеком разумным. И вдруг завелся из-за какой-то старой историйки.
Тратить дар на удовлетворение праздного любопытства маг счел расточительством, а потому спросил прямо:
– Вы знали ту девушку?
– Ту – нет, – сказал контрразведчик сухо. – Но дурочек, ей подобных, повидал немало. Как и богатеньких мерзавцев вроде Эйдена вашего Мерита, для которых простые люди – что мошкара, и задавить не жалко.
– Занятно, – хмыкнул в ус эмпат. – У вас, дражайший, все признаки сословной ненависти.
– Какие там сословия, – осклабился в ответ агент Бейнлафа. – Чай, не в империи уже живем, в республике. Все люди в правах
