Тюрьма, конфискация имущества…
Получалось, отец единственным нашедшимся на тот момент способом сохранил для наследника имя и состояние.
А Эйден его подвел. Оказался недостоин чуда.
Расплата не заставила себя ждать…
Когда мэтр Дориан, извинившись, вернулся в лабораторию, гость оказался предоставлен самому себе. Но его это не расстроило. В доме мага он знал каждую комнату. Одну – особенно.
За три года в ней многое изменилось. Исчезли решетки с окон, появилась новая кровать вместо той, расшатанной, с выпотрошенным матрасом. Обои другие.
А картинки в уборной остались. Забавные.
И пол вряд ли меняли.
Мерит откинул край старого ковра.
Коснулся рукой бороздок на гладком дереве.
Кажется, тысячу лет назад. Или только вчера.
Кровь.
Боль.
Страх и ненависть…
– Ой!
Дверь распахнулась, чуть не ударив стоявшего на коленях мужчину по лбу.
Эйден поправил ковер и поднялся. Поглядел вприщур на остановившуюся в дверях девицу.
– Ну?
Кофе она в самом деле варила неплохой, но этого мало, чтобы простить вопиющую беспардонность, продемонстрированную при первой встрече.
– Простите, господин…
– Мерит.
– Да, господин Мерит. Но это – моя комната.
– Чушь. Это комната Дориана, как и все остальные в доме.
Служанка запнулась, не найдясь с ответом.
Правильно, пусть знает свое место.
Эйден ничего не имел против женщин подобного сорта в определенных обстоятельствах. Но в собственном доме? Дориан все же чудак.
Впрочем, эта умело притворялась скромной горничной. Девушка как девушка. Не урод, но и не красавица. Краснеет легко и тут же бледнеет, так что веснушки на скуластом лице кажутся темнее. Часто поправляет волосы, слишком густые и тяжелые, чтобы несколько шпилек могли их удержать. Прячет глаза под густыми длинными ресницами. А глаза у нее темные, цвета горького шоколада. И во взгляде проскальзывает горечь…
Да, не красавица. Но на такой тип непременно должны находиться любители. После ярких бабочек-однодневок и потасканных многоопытных шлюх – иллюзия чистоты и крепкое молодое тело.
Единственное, что в ней наводило на мысль о пороке, – большой рот и полные чувственные губы. Эйден представил, как она, выходя вечерами на улицу, красит их жирной коралловой помадой…
Странные мысли. Но Мерит хорошо понимал их природу. Чувствовал…
Чувствовал себя живым.
В последнее время это случалось с ним редко.
Он направился к выходу, но в дверях развернулся к провожавшей его растерянным взглядом служанке.
– Я поселился в зеленой спальне. Знаешь, где это? Придешь ровно в полночь. Платье снимешь заранее, не люблю возиться с крючками и завязками. И… распусти волосы…
Она хотела что-то сказать, но Эйден не стал слушать. Если об оплате, пусть не волнуется – не обидит. Но цену назначит сам.
Пока он лежал на кушетке, недвижимый и безмолвный, Эйден Мерит нравился Эби гораздо больше. А после того, что он сказал, девушка только и думала о том, как бы вернуть его в положение, занимаемое им при первой встрече.
Что-то тяжелое, несомненно, помогло бы, и будь перед Эбигейл не холеный господин в дорогом костюме, а какой-нибудь
