– Козел, – сквозь зубы выругался псионник. – Ну куда ты прёшь?!
Дмитрий вывернул руль и нажал на тормоз. Всю дорогу он чувствовал, как медленно закипает, и пока изливал злость на других водителей. Где эти дебилы права получали?
Маленькая ладошка успокаивающе легла на его руку, заставляя помедлить и не газануть с места. Он вздрогнул, пальцы девушки были ледяными, тут же захотелось взять их в свои и согреть.
– Дмитрий Борисович, не огорчайтесь. Бабушка иногда бывает… – она замолчала, подбирая слово, и ему стало интересно, как охарактеризует Каргу любимая внучка, – строгой.
Прекрасно! Он что, нашкодивший школьник?
– Лен, давай на «ты». Когда ты так меня зовёшь, чувствую себя дедом. Я Дима, Димон, Демон, как угодно, но только не Дмитрий Борисович. Договорились?
Девушка кивнула, и уголки её губ приподнялись в подобии улыбки. Он сразу почувствовал себя лучше.
Видит Бог, он предлагал Лене остаться с бабушкой и родителями, но женщины, руководствуясь одними им понятными причинами, решили, что ей лучше вернуться с ним. Опасность устранили – час назад Гош доложил об удачном завершении операции. По результатам экспертизы, энергетические выплески совпадали на сто процентов, а также были аналогичны общему фону над захоронением. Конечно, он собирался ещё раз всё проверить. Но личность блуждающего они установили правильно.
Теперь призрак прочно заперт в четырёхугольнике своей могилы, а если всё же его упорства хватит на преодоление поставленной завесы, то он будет настолько слаб, что ни о каких атаках или материализации и речи быть не может.
Дмитрий отправил уставшего помощника отдыхать дня на три, не меньше. Насколько стало бы проще жить, имей они возможность привязывать всех умерших сразу же! Лет семьдесят назад подобный эксперимент уже проводился, но закончился он плохо. Псионники стали умирать от физического и энергетического истощения. Слишком много сил тратится на процедуру. Чтобы усмирить одного призрака без ущерба для собственного здоровья, требуется от трёх до пяти сотрудников среднего уровня или два высокого, а потом уже им нужно время для восстановления.
Он помнил свою самую первую привязку, ещё в академии на практике. После этого он еле мог двигаться, не говоря уже о том, чтобы соображать и разговаривать. Второй раз вышло легче, и третий, и четвёртый, и пятый. Втянулся, привык и уже не рассыпался на части после каждой процедуры.
Из всех умерших блуждающими становятся процентов восемьдесят, а остальные двадцать – нет. Пять из них до сих пор по неизвестным причинам, а остальные пятнадцать – это псионники, умирающие, как обычные люди, но никогда не возвращающиеся.
Лично он очень рад, что не доставит после смерти никакого беспокойства ни друзьям, ни коллегам.
Глава 4
Друзья и враги
Этот человек был непредсказуем. Я краем глаза посматривала на Дмитрия, вцепившегося в руль. Бесполезно просить его сбросить скорость. Нет, возможно, он и послушается, но через пять минут забудет об этом и снова утопит педаль газа в пол. Как будто убегает от кого-то. Какие демоны, поселившиеся в его голове, не дают ему спокойно жить?
А мы с папой ещё называли маму стихийным бедствием. Нет, не надо. Не надо воспоминаний, от которых в груди разрастётся бездонная дыра боли и страха. Дай волю, и волна ужаса и паники накроет с головой. Захочется выть, кричать и кататься по земле. Невозможность что-нибудь предпринять, что-нибудь сделать для них, спасти доводила до отчаяния. Чтобы не сойти с ума, надо отодвинуть, заслонить чувства повседневными мыслями и делами. Чётко решить для себя, что родители поправятся и всё будет хорошо.
– Почему она называла меня убийцей? – спросила я, Станин повернул голову, но ничего не ответил. – Вы же… Ты же видел медицинские документы. Она умерла из-за меня?
Он даже не обернулся, но на скулах задвигались желваки. Что на этот раз его разозлило?
Лучше б он отдал моё дело той девушке-псионнику – Эми, кажется. Презрение и чувство превосходства можно перетерпеть, а вот его – нет. Он улыбался, что-то говорил, старался быть дружелюбным, но всё это не затрагивало холодных серых глаз. Словно оттуда, из глубины, за мной наблюдал кто-то другой, враждебный, колючий. Чужак, запертый в человеческом теле. Тот, который вытащил меня из постели той страшной ночью. Высокий, взъерошенный, беспощадный, злой. И одновременно холодный, отстранённый, словно учёный, наблюдающий за брошенной в огонь зверушкой. Пламя едва не сожрало меня. Стало вдруг всё равно, что будет дальше. Груз вины казался неподъёмным. Что значат слова и слезы, когда самые дорогие и любимые лежат при смерти?
