Наверное, в моем лице что-то изменилось, потому что Галилианна нахмурилась, полные губы слегка поджались.
– Понимаете, у меня вчера… бабушка умерла, – произнести это оказалось очень трудно.
Почему я должна вообще что-то объяснять?
– Сочувствую, – сказала женщина. – Извините за расспросы, но разве вы из Заславля? Я подумала…
– Нет. Из Вороховки. Родители живут в Старом Палисаде, а бабушка мотается… моталась отсюда туда. Никак свою службу контроля оставить не хотела, – я помешала миниатюрной ложечкой кофе и взяла чашку. – Вы, наверное, о ней слышали. Нирра Артахова.
Обычно реакция на имя бабушки легко предсказуема. Либо опасения, причём беспочвенные, ведь перед ними всего лишь ее внучка, а не грозный псионник. Либо уважение, плавно переходящее в зависть, влиятельных родственников хотели бы иметь многие. Но Галилианне удалось меня удивить. И напугать.
Рука, державшая чашку, дрогнула, неловко поставленный кофе плеснулся через край, украсив светлую столешницу тёмными пятнами. Женщина шумно выдохнула и спрятала руки под стол.
– Вы дочь Сергия? – спросила она осипшим, не имеющим ничего общего с прежним звонким сопрано, голосом.
– Да, – её беспокойство меня не тронуло, а вот вопрос не понравился, – Артахова Алленария Сергиевна.
– Нет, – Галилианна неожиданно затрясла головой и повторила: – Нет. Он не мог так далеко зайти!
Нехорошее предчувствие ужом заползало под кожу. Не надо, не спрашивай, скомандовала я себе. Поскорей бы пришёл Демон, в его присутствии всё или разрешается, или становится незначительным.
– Этого не будет, – прошептала женщина. – Никакая месть не станет ему оправданием.
– Галилианна, – начала я, но меня уже не слушали.
Мать Дмитрия вскочила и убежала в комнату.
Пронзительный звонок трамвая заставил меня очнуться, я слишком близко подошла к рельсам, и предусмотрительный водитель дал сигнал. Дом псионника остался далеко за спиной, спальный район сменился историческим центром. Светофоры столицы, в отличие от остальных городов империи, обладали странной способностью гореть для машин дольше, чем для людей.
Вытянутый внедорожник с яркой эмблемой на капоте, издав гудок, затормозил напротив меня, к неудовольствию людей перегородив пешеходный переход. Имперская служба контроля.
– Алленария, – позвал меня знакомый голос, и пассажирская дверь приглашающе открылась.
– Здравствуйте, Илья Веденович, – я ухватилась за ручку и полезла в салон.
Водитель – старый бабушкин друг и коллега Илья Веденович Лисивин, для меня дядя Илья даже сейчас, когда детские годы девочки, которая его так называла, остались позади. По возрасту он годился Нирре скорее в сыновья, чем в друзья, но им это никогда не мешало. Среднего роста, абсолютно седой, хотя едва разменял пятый десяток, с пышными усами и вечно печальными карими глазами.
– Прости, что меня вчера не было рядом, – первым делом покаялся псионник, – дежурство на острове.
– Ничего, – я пристегнула ремень.
– Куда тебе?
– Домой.
– В Вороховку? – грустная усмешка специалиста была почти не заметна.
– К бабушке.
Илья кивнул и стал разворачивать машину.
– Если хочешь, то можешь пожить у меня. Сима будет рада, – предложил он.
Я вспомнила жену псионника, Симариаду, высокую тучную женщину, обладательницу громкого голоса и непревзойдённого кулинарного таланта. Ни детей, ни внуков у Лисивиных не было, и они всегда были рады друзьям. Только, боюсь, гость сейчас из меня никудышный.
– Вы не знаете, это надолго? Я имею в виду, когда можно будет уехать?
Лисивин искоса взглянул на меня и затормозил перед знакомым серым домом.
– Когда захочешь, – его лицо было таким сочувствующим и добрым, что слезы невольно подступили к горлу, – официальных причин задерживать тебя нет, но, Лена…
Он замолчал, стараясь подобрать правильные слова. Пауза, от которой так и веет тактичностью.
– Сергий и Злата в больнице, у Нирры осталась лишь ты. Сама понимаешь – похороны, наследство.
