Призраки не умеют лгать

комендантшу не выгонять нас из общежития, – женщина вновь обратила взор на листки из папки.

Я внутренне сжалась. Всё, что она говорила, было всего лишь словами, пустым сотрясением воздуха, звуком, областями высокого и низкого давления. Другое дело бумаги – материальные свидетели, подтверждения. Если бы было возможно, я схватила бы их и выкинула в окно, и плевать, что это отдаёт трусостью.

– Рассказываю это не для того, чтобы вызвать жалость, – она тряхнула головой, и белые волосы веером рассыпались по плечам. – У меня было множество советчиков, и когда я дошла до точки, то воспользовалась одним из них. Дима был здоровым ребёнком, много кричал, хорошо ел. Днём искала работу, если могла оставить ребёнка с одной из девчонок, ночами укачивала сына и плакала. Соседки давно уже кормили нас за свой счёт. Но ребёнку они мало чем могли помочь, у нас не было даже кроватки. И однажды я сорвалась. Из-за ерунды разбила единственную бутылочку.

Галилианна вынула из папки лист и положила передо мной.

– Я подала в суд иск о признании отцовства и назначении алиментов.

Смотреть на бумагу я не стала.

– Была назначена генетическая экспертиза. Тогда-то я и познакомилась с Ниррой Артаховой. Накануне слушания она пришла ко мне и подкупила. Сын Сергию был не нужен. Как бы он рос с грузом известной фамилии на шее, но фактически не признаваемый семьёй? Она убедила меня, что пользы от этого ребёнку не будет. Посулила немало выгод – место в императорском театре, плюс квартира, плюс денежное вознаграждение от неё лично. Я согласилась и отозвала иск. Сын так и остался с фамилией и отчеством по моему отцу.

По мере того, как женщина рассказывала, передо мной ложились листы бумаги, один за другим, документы, ксерокопии, заключения и выписки, материалы так и не рассмотренного тогда дела.

– Дима ничего не знал вплоть до окончания академии, – папка опустела.

– У моего сына выдающиеся пси-способности. А как могло быть иначе, с такой-то бабкой? – женщина оставила в покое пустую папку и закрыла лицо руками. – Я совершила ошибку, и сын вряд ли когда-нибудь простит меня. Гордость затмила мне разум. Решила: прошло столько лет; подумала: может, они одумались – он же такой талантливый, – она всхлипнула неожиданно, некрасиво, по-настоящему. – Не хотела, чтобы он прозябал у черта на рогах или стал мелким винтиком в большой системе, и обратилась к Нирре.

Галилианна выдернула салфетку из подставки на столе и аккуратно вытерла лицо.

– Плевать, если бы она просто отказала, посмеялась, глядя на моё унижение, и забыла. Но нет! Она не такая. Карга лично возглавила экзаменационную комиссию и завалила дипломный проект Дмитрия. Специально, а потом при всех высмеяла его притязания на профессию. Она раздавила его без капли сожаления, – женщина, наткнувшись на мой ничего не выражающий взгляд, отпрянула, должно быть, вспомнив, с кем говорит, руки быстро заметались по столу, собирая беспорядочно разложенные бумаги. – Она полгода не допускала его до пересдачи. Кто бы знал, сколько я выстояла у её дома и у службы контроля, сколько молила не наказывать моего сына, сколько раз падала на колени. Бесполезно. Она отвечала, что это испытание, и если я так пекусь о тёпленьком местечке, то он его получит, если не сломается.

Зелёный пластик закрыл наконец последнюю бумажку, и вместе с этим к Галилианне вернулось самообладание.

– Не выдержал не он, а я. Просто больше не смогла скрывать правду. Это и было главной ошибкой. В тот день мой маленький мальчик исчез, а его место занял кто-то другой, более злой, более решительный, больше похожий на…

«Нирру», – мысленно закончила я.

– Никогда раньше я не видела его таким, как в тот вечер. В тот вечер, когда он поклялся отомстить. Ей, Сергию, всей семье. Он говорил: придёт день, и… – она отвернулась, не в силах продолжать. – Но я никогда не предполагала, что он опустится до такого.

Со стороны улицы послышался шум затихающего мотора, хлопанье дверей и мимолётный писк включённой сигнализации, я бы не обратила на повседневные звуки никакого внимания, если б она не спросила:

– Скоро он вернётся?

Она рассказала историю. Какая-то часть меня позволяла отстраняться от происходящего, не связывать его с реальным миром. Я понимала, что это важно, понимала, о ком она говорит – о своём сыне. Но только сейчас, на самом деле поняла.

Дмитрий – Демон. Её сын – мой мужчина – мой брат.

Экспресс Заславль – Вороховка привёз меня домой ближе к вечеру. Поскольку служба контроля не собиралась проводить дополнительного расследования, я не поставила их в известность о своих перемещениях. Какое кому дело до внучки