– Где спуск? – не обратив внимания на предостережение, спросил Демон.
– На кухне, – Илья попробовал на прочность доски пола, и они глухо скрипнули под его весом. – Твоя затея нравится мне всё меньше и меньше.
– Есть другие?
– Снести развалюху к чёртовой бабушке. Лена возражать не будет. А потом уже копаться.
– Письменное разрешение владельца – раз, – начал перечислять Дмитрий, расстёгивая куртку, – запрос-обоснование на перегон и использование тяжёлой техники – два. Утверждение в центральном офисе – три. Включение расходов в бюджет – четыре. Продолжать?
– Закрытая категория, допуск – пять, – парировал Лисивин. – Все объяснения потом.
– Нирра мертва. Высунемся раньше времени, и дело быстро спустят в категорию обычных, – Демон вгляделся в серый полумрак дома и, не дождавшись возражений, шагнул вперёд.
Старый дом на то и старый, что заслужил право жить по-своему и умереть, как считает нужным. Постепенно осесть, врасти в землю или рухнуть в одночасье. Со старостью надо обращаться бережно. Она может быть благородной или жалкой. Это не только состояние, но и непрекращающийся процесс, со своими константами и переменными.
Доски, как старые кости, скрипели от боли, но держались. Дмитрий сосредоточился на том, чтобы правильно распределять вес. Он нашёл лучом фонаря дыру в полу, в которую провалился в прошлый визит, и псионники разошлись к стенам, обходя опасное место.
– Направо, – подсказал Илья почему-то шёпотом, и Дмитрий свернул в узкий проём.
Здесь было светлее, чем в коридоре, благодаря большому окну во всю стену.
Молочно-белый грязный свет ложился на пол вычурным старинным узором. «Занавески, – отстранённо подумал Демон, – вывезли всё, а занавески оставили». Старый тюль напоминал белёсый мох, наросший на стекла.
– Сюда, – позвал столичный специалист, указывая на чуть более тёмный квадрат пола, в скользнувшем луче фонаря блеснуло железное кольцо.
Люк поддался настолько легко, что не рассчитавший силы Лисивин едва не упал. Незакреплённая крышка упала с гулким грохотом, подняв тучу серой пыли, словно лопнувший мешок с лежалой мукой.
Дмитрий заглянул в тёмную дыру: в свете фонаря появились тонкие перекладины уходящей вниз лестницы. Слава императору, железной. Демон подёргал ближайшую и, удовлетворённый, начал спускаться.
Илья продолжал хранить молчание. Дмитрий ловил себя на мысли, что наблюдает за ним, ищет подвох в каждом жесте, фразе и ждёт. Чего? Он и сам не представлял.
Подпол повторял размером и формой кухню. По сути, неглубокая яма, укреплённая досками, с утрамбованным земляным полом. Дмитрий стоял, согнувшись в три погибели.
– Что там? – спросил сверху Илья, доски под ним заскрипели, и Демону на спину и голову посыпался какой-то мусор.
– Ничего.
Псионник ещё раз огляделся. Что тут раньше хранили, неизвестно, из-под традиционных банок с соленьями не осталось даже полок.
– Тогда вылезай, – столичный специалист шевельнулся, половицы громко треснули.
Дмитрий закрыл глаза, сосредоточился и резко вдохнул. В нос тут же попала пыль, заставив тихо закашляться. Формирование поисковой полосы с самым мелким разрешением, которое было ему доступно, заняло доли секунды.
В управлении энергиями всё зависит от мастерства специалиста, впрочем, как и в любом другом деле. Один выбросит плетёнку, сквозь дырки которой просочится не только след хвоста, но и сам блуждающий. Другой, если хорошо учился, сотворит сачок, который ещё иногда называют ситом, в хорошем смысле слова, – мука просеется, а всё чужеродное застрянет. Мастер выбросит «шёлковый платок», который развернётся широким полотнищем, не собьётся с курса и не пропустит ни малейшей частицы энергии, какой бы незначительной она ни была.
Демон оценивал свои способности не без гордости, все модификации полосы поиска давались ему легко. Платок развернулся и пошёл по расширяющейся спирали параллельно земле. Минус этого способа – время действия, не дольше минуты, и малый радиус, центром которого всегда будет псионник.
Подвал был пуст. Почти ничего. Но это «почти» зазвенело у него в голове, подобно сирене.
– Подожди, – Дмитрий повернулся.
Стена как стена, но энергия сквозь неё прошла чуть быстрее, словно там была не спрессованная временем земля, а пустота.
