А вот это было очень любопытно.
– Не знаю, – развел руками Голд. – Этот дебил их положил сверху, даже не обернул ничем. Гроза, видать, и сюда дошла, захоронку же он в здоровенном стволе старого дерева сделал, оно изнутри все сгнило, там людей прятать можно, не то что оружие. Но оно на земле лежало, так что вода, как это и бывает, дырочку себе нашла. В общем, бумаги эти у меня в руках расползлись просто. Видно, они сами по себе почтенного возраста были, да еще и намокли… Плюс раньше роса выпадала, туманы. Хорошо еще стволы не подмокли.
– Странно, – удивился я. – А этот комик, выходит, в схрон свой не часто заглядывал?
– Выходит, что так, – признал Голд.
– Парень долго кочевряжился? – из интереса спросил я. – Кстати, а где он? Сбежал, что ли?
Я видел Азиза, нагруженного, как мула, на каждом плече у него висело по два автомата стволами вниз, да еще он держал приличных размеров брезентовый тюк, видел безмятежно улыбающуюся Настю, а вот мальчишку не заметил.
– Да кабы. – Голд замялся, чем меня уже не только удивил, но даже как-то насторожил.
– Не телись, – попросил его я. – Что такое?
– Его Настя прирезала, – сказал наконец консильери. – Причем так хладнокровно, что мне не по себе стало.
– Кхм. – Я даже закашлялся. – А зачем? Он что, сильно упирался?
– Да нет. – Голд пожевал губами. – Сначала, понятное дело, нес всякий бред вроде: «Не скажу» и «Вам отомстят», – но быстро перестал, когда Настя ему портки спустила и пообещала отрезать все неформатное, что ей на глаза попадется. Паренек молодой был, не столько испугался, сколько смутился.
Ну да, все, что я ей посоветовал, она сделала.
– А когда тайник вскрыли, он сдуру снова хамить начал, – продолжал тем временем Голд. – «Мы вам еще покажем, Ромул вернется»… Ничего нового. Насте тоже пообещал много всего интересного из ее предполагаемого ближайшего будущего. С фантазией, к слову, видно, веселые ролики в Сети смотрел часто. Тут она и приказала Азизу этого дурачка придержать, он ведь даже отбежать в сторону не догадался перед тем как эту чепуху молоть.
– А что Азиз? – уточнил я.
Странно как-то выходит. Парнишка шустрый был, фиг его в лесу да в темноте поймаешь. И дураком его назвать было трудно – говорить грубости в двух шагах от моего телохранителя? Что-то не сходится.
– Она для него
– Что-нибудь вроде: «Давно хотела попробовать»? – предположил я.
– Почти угадал, – мрачно сказал Голд. – «Ну и ничего сложного. Причем так эффективно выходит, вон, он сразу помер».
– Однако разошлась она что-то, – помассировал я виски. – Нет, хорошая смена растет, зубастая, но тут прямо перебор выходит.
– Это-то и страшно. – Голд вздохнул. – Если они так налево и направо народ начнут валить за всякую ерунду, за грубое слово, с кем нам работать тогда? С деревьями? Ну наговорил паренек глупостей – чего его за это, в расход пускать сразу?
Фу ты. А я-то уже испугался, подумал: в моем советнике совесть проснулась и жалость ко всему живому. Это бы меня изумило куда как больше, чем Настины проделки.
– Я же сказал: перегиб, – согласился я с ним. – Резьба по населению – это не лучший способ убеждения, согласен полностью. Но давай так – мальчонка все-таки сам виноват. Он разве не видел, что Настя – девушка нестандартная, резкая? Голову тоже надо включать иногда.
– Голова головой… – Голд явно уперся. – Тенденция пугает. Я профессиональный убийца, ты тоже. Нас этому учили, это была наша профессия. И еще нас учили тому, что убивать надо вовремя и по делу. Но эти-то…
– Голд, это беспредметный разговор, – поморщился я. – Нас учили в другом мире и для других целей, даже странно, что я это тебе говорю. А еще нам вбивали в голову, что человеческая жизнь бесценна и неповторима. Ну и что мы видим тут? Жизни эти копейки не стоят, и стрелять первым скоро станет хорошей традицией. Голд, да мы по сравнению с тем же Ромулом мальчики- дошкольники, он Дергачу голову просто так прострелил. У нас, жутко сказать, какие-то принципы еще остались, мы не палим налево и направо без особого повода. А он это сделал просто для того, чтобы показать нам, насколько крут.
– Да понимаю я все это. – Голд махнул рукой. – Речь о другом. Нельзя им давать к крови привыкать настолько, чтобы она
