резервы из многих регионов страны – тогда как армия Света стояла без движения вдали, не имея права вступить в дело.
Я не знал, что Скиф рядом. Я не знал, куда ушла Нелли и что она решила делать.
Ползком, превозмогая боль в разбитых ногах, я пробрался в тесную нишу между двумя трибунами и здесь затаился, надеясь, что никому из патрулирующих стадион Темных не придет в голову заглянуть сюда. Мне повезло: пространство между трибунами прикрывал жестяной козырек на случай дождя, иначе меня быстро заметили бы зрители. Я слышал их возбужденные голоса и смех так близко, словно говорили мне на ухо.
Все, что я мог, – наблюдать и ждать. Я видел пылающие внизу костры, и залпы фейерверков, и танцующих полуобнаженных людей на сцене посреди поля. В какой-то момент я поймал себя на том, что любуюсь происходящим. Да, это было красиво и талантливо сделано. Но мрачный ритм нарастал, и я чувствовал пелену Тьмы, накрывшую стадион. Скоро произойдет то, ради чего мы все здесь собрались. Восемьдесят тысяч зрителей, подумал я. Восемьдесят тысяч человек, не подозревающих, ради чего на самом деле сюда пришли.
Я рискнул ненадолго выглянуть из своего укрытия и поискал глазами Завулона. Перед взором колыхалось тысячеликое людское море. Редкий футбольный матч собирал здесь такую большую аудиторию. Только сейчас я начал понимать, насколько безнадежным было с самого начала наше предприятие. Если Завулон вдруг сам не решит выйти на поле, его не отыскать в этом переполненном Колизее. Он может сидеть в одной из лож, куда не всякий взгляд проникнет. Он может вообще не вмешиваться в ход отрежиссированного действа.
Осторожно я заглянул в Сумрак и едва удержался от крика. Цветной ураган из восьмидесяти тысяч аур бесновался в исполинской овальной чаше стадиона. Здесь был весь спектр красок и оттенков. Никогда в жизни я не видел ничего подобного и вряд ли увижу. Радужные потоки энергии переполняли Сумрак… и вся до капли она улетала куда-то вверх, словно затянутая мощным циклоническим вихрем. VIP-ложа была частично скрыта от меня трибунами слева, и я не увидел никого из высокопоставленных Темных. Зато чуть ниже, в каких-то ста метрах, сидели под присмотром вожатых ребята из лагеря. Я видел их необычные ауры неопределенного перламутрового цвета. Четырнадцать человек… пока еще человек. Нет, я не смог бы ни крикнуть им что-нибудь, ни подать знак Артему – не оставалось Силы, да и мое укрытие сразу было бы обнаружено.
Пять секунд в Сумраке – больше я не выдержал; весь в ледяном поту вынырнул я в физический мир и без сил упал на пол. Сознание уплывало. Снова, как недавно, на втором слое, меня накрыло опустошение и безразличие к происходящему. Даже дыхание давалось мне с трудом…
И вот, когда небо на востоке начало светлеть, подошло время кульминации. Глухо застучали барабаны, потоки электрического света устремились к сцене, и вдруг все звуки смолкли. Немедленно вожатые встали за спинами подростков из «Лесной сказки».
Стал слышен веселый и пьяный гомон трибун, но тут же стих и он – утомленные долгой программой люди замолкали, готовились к новому зрелищу.
Осипший за ночь клоун Тим вышел вперед, вскинул руки и воскликнул:
– Дамы и господа, позвольте вам представить необычного человека. Скажу больше – самого жалкого и глупого из всех людей, что нам удалось найти для вашего развлечения. Восемнадцать лет на белом свете он отравляет жизнь своей матери, своей девушке и немногочисленным приятелям. И сегодня – на ваших глазах – всем страданиям будет положен конец. Поприветствуем Бычару!
Одинокая труба в оркестре провыла несколько тактов бравурного марша и осеклась; трибуны заинтересованно поаплодировали. Я поднял голову и увидел приготовленную на заклание жертву. Тощий длинноволосый парнишка в засаленной майке без рукавов шагнул, словно сомнамбула, в круг света на сцене. Он напоминал наркомана или запойного пьяницу.
Камера выхватила лицо, и режиссер дал его крупным планом на табло. Наружность Бычары никак нельзя было назвать привлекательной: лоб покрывала россыпь угрей, на щеках проросла редкая щетина, сломанный и криво сросшийся нос говорил о вздорном характере.
Мокрые губы его при виде трибун сложились в презрительную гримасу.
– Полюбуйтесь на этого красавца, – расхохотался Тим, – да он же не мылся года три!
– От него, – жалобно протянул Том, – грязными штанишками пахнет.
Ответом был дружный насмешливый гул трибун.
Парень вздрогнул и выкрикнул что-то нечленораздельное, выставив вверх средний палец. Гул усилился.
Только сейчас я обратил внимание на человека, который стоял в тени за спиной Бычары. Высокий жилистый мужчина в кожаной куртке с длинным тесаком, картинно закинутым на плечо. Лицо его было полускрыто алой матерчатой маской, как на средневековом римском карнавале. В прорезях маски нервно поблескивали круглые рыбьи глаза.
– Дамы и господа, – с улыбкой произнес клоун Тим, раскланиваясь, – Бычара просит передать, что желает вам всем тяжело
