заявила:
– Хозь-зяин бь-бяка! Все! Ухожу от тебь-бя…
И растворилась в воздухе. Удивленный Дао-дво остался стоять. Второй раз за утро его выбивает из колеи какая-то малявка, и второй раз он не знает, что сказать. Стоит столбом. Секунду, вторую, третью…
Кука появилась на его плече так же неожиданно, как и исчезла. Подтянулась на хвосте, оперлась лапами о его щеки и, заглянув в глаза, с улыбкой уточ– нила:
– Вернусь завтра, – короткий чмок в нос и веселое: – Так что не напивайсь-ся сильно! И закусывай…
Поганка! Вместо тонкого тела он схватил уже воздух, сжал пальцы до хруста, медленно выдохнул. Подожди, разберусь с тобой.
Более не тратя свое время на кузена, Герберт развернулся и ушел.
Глава 4
Гад! Урод, свинья! Тупица, придурок, болван! Метаморф дерганый! Кретин многоликий, идиот, сволочуга! Псих!
Все это и не только я повторяла как молитву третий час кряду, штудируя книгу по играм Смерти. В первые тридцать минут по возвращении я металась по комнате, срывая с себя мокрую одежду, заваривая домашний чай, что остался со вчерашнего дня в бутылке, и понося рыжего на чем свет стоит. Но едва успокоилась и согрелась, взялась за самообразование и засела за талмуды, и что ни строчка, так опять вспоминала о своем раздражении.
Урод! Самодовольная сволочь! И что, трудно ему было все человеческим языком объяснить? Обязательно следовало доводить до белого каления, гадости говорить и в заводь к пираньям кидать? И пусть объяснил доходчиво, не поймет лишь дурак, но… обидно! До чего же обидно и досадно. Ведь не сдержала гнева, решилась отплатить, подставила куку и выдала личность дарителя.
Вот же упертая скотина кареглазая! Похуже нашего барана Гошки… Если бы не он со своим показательным выступлением или обучением, я бы ни за что, я бы никогда!
На фоне этих размышлений читать о смертях и опасностях, поджидающих игроков на играх, было не так уж и страшно. Во- первых, я злилась и не стопорилась на кровавых истинах, во-вторых, мысль о том, что все оставались живы, утешала. Пусть они, потеряв не одну сотню лет, были этому мало рады, я как человек, живущий всего лишь раз, особой горести не видела. Уцелели, и на том спасибо. Да и вообще, мужикам там было легче, а вот женщинам на играх приходилось туго. Они явно отбивались и от зверья, и от ловушек, и от мужиков, принявших поспешное решение продлить род, так сказать, во избежание исчезновения вида. А как еще объяснить то обстоятельство, что у участниц спустя девять месяцев после рождались девочки с невероятным даром Смерти. Мальчики тоже рождались, и весьма не слабые, но девочки…
Их заметили во время третьего столетия игр, когда одна из участниц нечаянно лишила жизней всю свою группу, а затем отчаянно и прочих игроков. Первая открывшаяся из смертьнесущих не знала о могуществе своего проклятья и о собственной уязвимости не ведала. Когда ее скрутили, оборотница была опустошена и едва жива. О дальнейшей ее судьбе не говорилось ни слова. Вторая обладательница дара – наследница горцев, попав на игры, о нем не рассказала. Таясь, прошла через все испытания, а на балу в честь игроков напала на императора, но осушила его телохранителя. Далее о ней – ни слова, о ее группе – лишь пара строк. Кого-то осудили на десять лет, кого-то лишили пары-тройки жизней. Вот и получается: если мою даровитость на играх раскроют, то парням несдобровать, а обо мне и говорить нечего, сразу ликвидируют. К слову, встречи с третьей смертьнесущей владыка империи Рагра ждать не стал. В тот же год все обладательницы дара были выявлены, обследованы и смертельных способностей лишены. Как именно – умалчива– ется.
Действительно, зачем рассказывать о том, что всех половозрелых незамужних девушек быстро к кому-нибудь пристроили с обязательным условием забеременеть в кратчайшие сроки, дабы дар Жизни устранил дар Смерти. С тех пор на игры стали набирать замужних, рожавших, в крайнем случае девиц, имевших связь с мужчиной. Вероятно, полагая в последнем случае, что если любовник не помер, значит, никто другой тоже не помрет. И, кажется, я знаю, почему привратники меня в городок смертников пропустили и к какому типу отнесли. Неприятно, зато на руку.
На этом мои размышления прервал тихий стук в дверь и вопрошающий голос Бруга:
– Сумерька, ты на обед идешь?
Мой желудок отозвался голодным урчание, а гордость хмуро поинтересовалась:
– Гер будет?
– Да, он уже там…
– Тогда – нет.
– А может… – Кардинал не договорил, прерванный вкрадчивым голосом Равэсса:
