ни: сигнализация!
На радостях чуть не забыла стереть послание – но природа напомнила, накрыв оранжевый блин тучкой. Первую букву я все же стирать не стала – знак Петровичу, что прочла и осознала, пусть ждет и готовится.
Доберусь до резиденции – и в спокойной обстановке расшифрую код. А пока повторяла его и повторяла, вбивала в мозг намертво.
Код расшифровала. По всему, это координаты. Осталось найти на карте. И где мне ее взять? Хозяин дачи сей предмет в доме не держит.
Первой мыслью было – посмотреть в Интернете. Но с Интернетом сложно: наверняка активирован режим слежения, когда любой, работающий в Сети, сканируется с целью идентификации. Опасно. Ну его, Интернет. Лучше по старинке. Большой географический атлас который год украшает собой витрину книжного магазина…
Когда наплывшие тучи сгустили тьму, а город перешел к просмотру своего десятого сна, я серой тенью прошелестела к известному дому, разбила стекло витрины, вытащила атлас – и деру. Свидетелей никого, полиция приедет не скоро, элементарно, Ватсон, а всплывшую было мыслишку о низости свершаемого поступка – на генном уровне ведь вбито, что красть нехорошо! – откинула как вредную в моем конкретном положении загнанного зайца. Собаки, заразы, увязались преследовать зайца, пришлось рулить в лес, туда стае бежать не резон – не их вотчина.
Углубилась в чащу. До резиденции не дотерпела: как только в тучах образовалось окошко и лунный свет озарил пространство – на первом же поваленном дереве разложила уворованный атлас. И отыскала на карте ту самую точку, где пребывает роза души моей – ненаглядная Танька.
Погрустнела: больно далеко. Сотни километров суши и воды.
Подозреваю, что и Петрович там. Или нет? Идеальным вариантом было бы, если б он Лешину маму привлек, Нину Васильевну. Когда она приезжала навестить любимого единственного сыночка, то останавливалась у нас с Таней, не в мужской же общаге жить – неудобно; и всю свою нерастраченную нежность на девочку изливала, на Леху не больно-то изольешь. И Танька ей радовалась, как родной бабушке.
Таня, Танечка…
Я опрокинулась на спину. Облака черными клочьями рвали серебристое лунное небо. Так и меня… рвут… темные непонятные силы. Ничего, вон на востоке забрезжило. День идет. И для меня придет, верю.
Добираться придется своими силами, людской транспорт недоступен. Борода, усы, развевающиеся белые волосы, просторная хламида, посох в руке – чем не вариант? И побреду я, аки странник. И поплыву, аки рыбина. Заманчивая перспектива, н-да. Но я дойду, не сомневаюсь.
Хорошо, дойдешь. А дальше?
Представила: возникаю, счастливая, перед Таней, тяну к ней руки и…
И ребенок становится заикой. Ясно?! А то и с ума сходит, что более вероятно. Увидеть страшилище – куда ни шло, пережить можно. Но когда ходячий труп вдобавок отдаленно напоминает родную мать – реально повредиться рассудком. Как ребенку, так и взрослому.
И меня – затопило. Ужасом понимания.
Я – не смогу – предстать – перед дочерью! Не смогу… Не посмею.
Больно, до чего больно…
В глазах защипало.
Утерлась тыльной стороной ладони. Задумчиво повертела рукой в лунном свете, задавая разные углы отражения. Ну да – блестит, отсвечивает неверным светом влага.
Наталья, а ведь слезы – это тоже знак. Тебе, несчастной. Может, не врал академик, и меня в самом деле возможно… э-э… возродить? Перезапустить? Разве зомби плачут, скажите мне – плачут?
Пойти и сдаться, что ли? Ради Таньки. Вдруг они меня и вправду оживят, я же не полная зо…
Очнись, милая! Вспомни Лешкин взгляд. Затравленный, отчаянный.
Нет, сдаваться нельзя. А что тогда можно?
Ну, это же очевидно, как дважды два. Ты знаешь что.
Я подхватилась – хватит валяться! – и побрела к себе в «резиденцию».
