Но прежде найду дочь.
Раздухарилась, ишь, целую теорию заговора выстроила… А ведь толком не знаешь, одни догадки, может, туфта все это, из пальца высосанная…
Туфта? А моя кровь свернувшаяся – тоже туфта?
Может, навестить шефа, он точно знает… Нет! Оставь шефа в покое, там стопроцентно ловушка, второй раз уйти не дадут, ребятки тоже не болванчики, ошибок не повторяют. Мозгуй лучше, куда Таньку дела!
Но сколько ни мучила мозг, ничего не вымучила. Ни одного безопасного места не вспомнила. Ну не знаю! Не знаю! Куда могла «успеть» спрятать?
И я вновь углубилась в думы, уже без хаотичного надрыва, размеренно проворачивала в голове слова последней записи.
«Прощай» – ясно, прощалась. Со мной нынешней. То есть знала, что я заменю ее. В смысле, себя. Предположение шаткое, но согласуется с «успела». Хочу верить – так оно и было. И буду верить – по крайней мере до тех пор, пока не получу доказательства обратного.
Покоя не давало «прости». За что прощения просила? Она (я бывшая) сделала все возможное и невозможное, не сомневаюсь. Это мне у нее прощения просить. А сантименты разводить – не в нашем стиле.
Не заметила, как отключилась. Да, спать мне необходимо. Хотя бы изредка. Потому что я человек, а не зомби.
«Прости» я раскусила во сне: увидела родителей… Они укоризненно качали головами. Вот именно – укоризненно! Вскинулась, сон как рукой сняло. По жизни я, может, и застенчивая, но никак не сентиментальная, скорее, жесткая, просить прощения – у себя! – могла только из-за них. Потревожила небось их прах. Это ж просто, как дважды два, – надо идти на могилу и искать знак.
Сразу и потащилась, благо недалеко и время подходящее – глубокая ночь. Наверняка меня там ждут, обложить родные места – классика жанра. Обходить засаду лучше, когда наблюдающие клюют носами. По счастью, кладбище – не квартира в городе, где со мной легко справиться. Кладбище – моя теперь вотчина. Сыграем на равных. В игру вступает хромая зо… – нет-нет, не зомби! – Баба Яга. Ха!
Авто засекла сразу. Неприступно закрытое. Сидят, поди, перед экранами, с воткнутыми в уши наушниками, ждут, когда сигнализация сработает. Правильно делают: у могилы в кустах лежать холодно и сыро. А приборчики я найду, с приборчиками не один пуд соли съела, работа у меня такая.
Вижу в темноте неплохо, хоть какой плюс от нового состояния. Ползла и всматривалась.
Система детекторов плотно перекрывала зону. «И это все?» – усмехнулась. Недооценивают…
Змей и прочих гадов я теперь не боюсь. Швырнула на могильную плиту змею, прости, отец. Тварь извивалась, того и гляди уползет. Странно – ноль эффекта. Почему тишина?
И тут как включились прожекторы, подвешенные на деревьях, как завыла сирена… Вдобавок сверху упала металлическая колючая сетка, накрыв большую площадь. Меня краем задело, едва ногу выдернула, сдирая кожу. Сетку-то я и не предусмотрела… так что не они, а я недооценила. Чуть не попалась.
Народу набежало, ох… Змею чуть не под микроскопом разглядывали. Матюги стояли – аж воздух загустел, топор вешать можно.
Сетку заново устанавливать не стали, отложили на утро, а мне того и надо. С лучиками сигнализации, снующими туда-сюда, худо-бедно справлюсь…
Занимался рассвет. Тьма сменилась серой полумглой, тишина била в уши. Можно начинать! Перво-наперво влезла на дерево и чуток отвернула камеру. И лишь после пробралась к родителям, старательно обходя препятствия.
Оранжевый блин солнышка, восходящий из-за горизонта, одарил лучиком, продравшимся сквозь густые ветви. Будто знак ниспослали сверху – мол, мы за тебя, Наталья! Я улыбнулась ответно солнышку и продолжила поиски.
И нашла.
На отцовом постаменте, меленько, в самом низу и сзади увидела знак: «ZNP1298785». Наш с Петровичем опознавательный шифр, еще с аспирантских времен. Никому, кроме нас двоих, не известный.
Вот это да! Получается, шеф на моей стороне?!
Настроение не просто повысилось – до небес скакнуло. Шеф помог и вывез Таню в безопасное место!
В эйфории лежала у могильной плиты и дергала сердцем и легкими, а желудок сам булькал в кадрили. А руками-ногами – ни-
