хорошо помнил, как моя бабушка именно так гладила одежду – не признавала она никаких брызгалок и пульверизаторов, а полагалась только на свой допотопный метод.
– Васька, это ж мой клиент. Зачем ты так?
– Любопытный больно, а если еще и болтливым окажется, то расскажет чего лишнего, а мне потом расхлебывай.
– Расколдуй сама, чтобы не попортить чего.
– Сначала про дело поговорим, а потом расколдую, пошла за Огневиками.
Василиса шагнула и скрылась за поворотом тропинки, а я подошел к Яге и потихоньку спросил:
– Бабушка Вера, а зачем вы его живой водой брызгаете?
– Чтоб сгоревшие мясо и кожа выросли, – удивилась моему вопросу Яга.
Купание немного отрезвило бабу Веру, но не до конца, мне даже не верилось, как можно в таком состоянии ходить, да и вообще что-либо делать. А вот про то, что сталось с шатуном Лешей, у меня почему-то возникли очень нехорошие предположения:
– Это что же получается? Труп обгорел по-настоящему, а не понарошку?
– Конечно, обгорел.
У меня от осознания кошмара произошедшего затряслись коленки, а к горлу подкралась тошнота.
– Так это же человек, как можно его жечь живьем?
– А по-разному. Как я сейчас – водкой. Мазями горючими. На костре можно. Каленым железом хорошо. Токма греть добела надобно.
От перечисления этих инквизиторских способов и запаха горелого мяса у меня к горлу начала подкрадываться тошнота, но я не унимался:
– Я не про это: зачем вы жгли живого человека?
– Ты ж сам слышал! Клиент попросил показать, каково в геенне огненной. Вот я и показала.
– Да мало ли что пьяный скажет, это же не повод связывать, подвешивать и сжигать человека заживо!
– Вот пристал, как банный лист к заднице! – возмутилась баба Вера. – Я его вылечила, качественно и навсегда. Гарантия пожизненная. Что табе надобно еще?
– Жечь живых людей – это фашизм!
– Поглядите, какой он чистоплюй! – наконец-то до Яги дошло, что я на нее «наезжаю», и она тут же начала отвечать мне грубо и заносчиво: – А как, по-твоему, врачи-косметологи делают? Не знаешь? А я табе скажу: сжигают всю кожу кислотой к едрени фени! А после новая вырастает, чистая и ровная. Энто тоже фашизм?
Николай с Ириной склонились над Волчком и что-то обсуждали, не замечая нашего разговора, а может, исключительно из деликатности только делали вид, что не замечают.
– Врачи подобные операции делают под наркозом!
– Тьфу! Вот из-за чего ты взбеленилси! А я, по-твоему, боль не отключила? За дуру меня держишь? Да ежели бы я этого не сделала, он давно бы окочурился! А так – живехонький! Вот, смотри: рука теплая, пульс есть.
Яга сунула мне под нос обугленную руку алкаша Леши, обгоревшие почти до костей пальцы ткнулись мне в лицо, пахнуло запахом жженого мяса, я этого не выдержал и бросился в кусты, подчиняясь сработавшему рвотному рефлексу, а баба Вера продолжала говорить, подливая масла в огонь:
– Ты пойми, я же как энтот, нанохирург! Сожгла все, что поражено алкоголем. А таперь новое мясцо отрастет, вкусненькое и чистое! И сальца тоненький слой, чтобы мясцо сухим не казалося. Молодое сальце, оно токма нежности мясу придает.
У меня от каждого слова про вкусное мясо и молодое сало начинался новый рвотный спазм, и заставить замолчать Ягу я не мог опять-таки из-за этих спазмов, а ей, похоже, эта ситуация доставляла удовольствие. Положение спасли гости, Василиса вышла на поляну, а за ней в золотистом сиянии появились Огневики.
– Здравствуйте, друзья, мир вашему дому! – почти хором сказали Анфиса и Егорушка.
Василиса мельком взглянула на меня и тут же два раза провела рукой, от первого движения отступили спазмы, а от второго я моментально стал чистый и умытый. Чудеса! Просто замечательная магия, не то что эта, бабы-Верина, с обгорелыми телами. Я поздоровался и пошел садиться за стол, расселись и все остальные, вот только баба Вера продолжала ходить вокруг алкаша Леши и прыскать его живой водой.
– Бабуся, бросай, все тебя ждут.
– Дай доделаю. Гости пришли, а тут такое непотребство маячит. Начинайте, я слухаю.
