Замечание про сталь я пропустил мимо ушей, хотя, казалось бы, нормальный мужик, когда ему рассказывают про технологию изготовления холодного оружия, должен открыть рот и слушать, забыв про все остальное, но меня в этом рассказе Василисы поразило вовсе не упоминание чудесного меча.
– Подожди-подожди, это значит, что дуб со златой цепью существует? Совсем как у Пушкина? И русалка, и кот ученый?
– Русалки ушли, когда мы с кланом Воды поссорились, это долгая история, спроси у библиотекаря, он тебе расскажет. У Ученого Кота и в самом деле была подруга-русалка, и она приходила к нему в гости – уж очень любила его сказки, садилась на златую цепь, легонько раскачивалась, как на качелях, и слушала.
Не знаю почему, но у меня опять возникло такое ощущение, что меня разыгрывают, как в мой первый день в Заповедном лесу, когда я не верил, что передо мной волшебная Баба-яга. Так и теперь мне не верилось, что мне покажут тот самый настоящий Сказочный дуб с золотой цепью и того самого Ученого Кота. Я не сомневался, что наколдовать всяческих мороков и видений, а также рассказывать сказки, делая так, чтобы голос исходил из кошачьего рта, Василиса с бабой Верой смогут легко. Только вот в то, что дуб окажется тем самым, сказочным, мне не верилось, но чтобы не обижать Василису, я спросил издалека и аккуратно:
– Насколько я понимаю, Бурый Волк разговаривает потому, что он и не животное вовсе, а только обращенный человек. А как же тогда Кот Ученый разговаривает, разве животное можно так выдрессировать? Я же ходил в цирк Куклачева и знаю, что кошки намного хуже поддаются дрессуре, чем те же собаки.
Я уже ожидал туманных рассуждений про то, что волшебная сила такая чудесная, что с ее помощью выучить кота – плевое дело, но ответ Василисы меня удивил:
– Ты угадал, кот – лишь звериная ипостась, а на самом деле он волшебник из нашего клана. Случилось это давно, он большую часть времени любил проводить в кошачьем обличье и в итоге вообще разучился обращаться в человека, с тех пор так и стал говорящим Ученым Котом, это явление называется «прирасти к звериной сущности». А в человеческом обличье его звали Василий, кстати, традиция называть котов Васьками именно с него и пошла.
– Так вот оно в чем дело, – рассмеялся я, – значит, ты решила меня познакомить с участником клана Василием, по совместительству – Ученым Котом?
– Боюсь, что познакомиться сейчас не получится, его уже почти тридцать лет как никто не видел, и что с ним стряслось – неизвестно. Я Василия помню смутно: тогда совсем маленькой была.
– Так ведь его можно позвать тихой речью?
– Он не отзывается, как ты вчера сказал: «абонент вне зоны действия сети»? Много сильных волшебников пробовали его отыскать, но никаких следов не обнаружили.
– А может, он умер?
– Обратившись тихой речью, можно понять, что человек умер, и даже могилу так отыскать иногда удается. Нет, Василий жив, он просто где-то там, где тихая речь не слышна. А вот дуб со златой цепью остался, да ты его, наверное, видел: баба Вера волшебной древесиной ступу ремонтирует.
Я вспомнил толстенное поваленное дубовое бревно, на котором сидела баба Вера, когда ремонтировала ступу, и у меня внутри все оборвалось: не уберегли! Легендарный Сказочный дуб, воспетый почти двести лет назад великим Пушкиным, существовал, но не дожил до наших дней и теперь валяется поваленный на полянке? У меня от такого огорчения чуть слезы не проступили:
– Как, поваленный ствол – это и все, что осталось от того самого дуба?
Василиса улыбнулась.
– Значит, настоящего Сказочного дуба ты еще не видел. Поваленный ствол – только одна сухая веточка, пойдем, покажу тебе настоящий!
Она взяла меня за руку, мы шагнули по волшебной тропинке, через три шага дорожка расширилась и подошла к краю леса. Я уже понимал, что стежки Заповедного леса ничего не говорят о реальном расстоянии, да и вообще, понятие леса как равнинной или гористой местности, поросшей деревьями, здесь не подходило ни в коей мере! Мне он больше представлялся набором лоскутков полянок и опушек, связанных между собой тропинками магических переходов – вот по такому волшебному пути между разными частями и провела меня Василиса.
Здесь деревья редели и заканчивались, открывая перед нами величественную картину: лес расступался, тропинка расширялась, спускалась вниз и переходила в просторный зеленый луг, за ним шла широкая полоса почти белого песка, на которую накатывались легкие волны, а за полосой прибоя начиналось бескрайнее море. Нам сверху казалось, что оно простирается не ровной и гладкой поверхностью, а немного горбится и приподнимается изумрудно-голубым пологим холмом вверх, возвышаясь над пляжем и
