Мы с Хельгой переглянулись в молчаливом изумлении и одновременно пожали плечами.
– Бонифатий Христофорыч, чем хочешь клянусь. Нет здесь моей вины… – Даже странно видеть всегда подтянутого и высокомерно-отстраненного на людях Ветрова… таким.
– М-да… ну, ты и соврешь, недорого возьмешь, – уже более спокойным, но от этого не менее внушительным голосом прогудел капитан порта, перевел взгляд на Хельгу и только тут спохватился: – Прошу прощения, барышня, за этот цирк. Со Святославом иначе не бывает. И раз уж он опять забыл обо всем на свете, позвольте представиться самому. Бонифацио Руджиери, бывший кондотьер, бывший капитан первого ранга на русской службе, бывший капер и нынешний капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.
– Хельга Завидич, младший штурман «кита» Вольного новгородского флота. Очень приятно, господин капитан порта, – моментально ответила та и изобразила что-то среднее между поклоном и книксеном. Выпрямившись, Хельга повела рукой в мою сторону и договорила: – А это мой… братец, Кирилл. Юнец…
– Замечательно, замечательно, – усмехнулся капитан порта. – Прошу, синьорина, для вас я просто Бонифацио… Бони. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет, не так ли? Сейчас распоряжусь подать чаю. Знаете, пристрастился на русской службе, до сих пор не могу отказаться.
– Кхм, – чрезвычайно выразительно хмыкнул Ветров, и у господина Руджиери, кажется, даже усы обвисли.
Впрочем, гигант тут же встряхнулся и, ничуть не смущаясь, переключился на прежний панибратский тон, ткнув пальцем в Святослава Георгиевича:
– Да! Ну что, летун, рассказывай, где тебя носило! Мало того что исчез на пять лет, так, объявившись, снова умудряешься заставить себя ждать!
– Не моя вина, Бонифатий Христофорович.
– Где-то я это уже слышал, – нарочито обращаясь лишь к Хельге, с деланой задумчивостью проговорил капитан порта.
Сидя в удобном кресле в роскошном, обитом панелями из благородного дуба кабинете капитана порта, потягивая чай из чашки тончайшего катайского фарфора, Хельга думала только об одном: поскорее бы этот сумасшедший день закончился.
Если бы не правила приличия, она бы уже закрыла веки и спокойно уснула под треск поленьев в маленьком декоративном камине, но увы… Приходится терпеть громогласное многословие хозяина кабинета, вежливо кивать и улыбаться. Вот опять. О чем они?
– Вручную провести корабль через «игольное ушко» – это традиция. Хочешь получить право вождения приписных судов, будь добр, докажи умением, – прогудел Руджиери и, выудив из кармана кителя маленький серебряный значок-заколку, бросил его Кириллу. – Доказал. Владей. Вздумаешь приписать свою лайбу к любому парящему городу, когда она будет, разумеется, отказа не встретишь. Это тоже традиция. Незыблемая. Цени, юнец!
Вручную? Значит, можно было попасть в Высокую Фиоренцу без всего этого кошмара?!
Глава 6
В этот торжественный день
Хельга, начавшая зевать еще в кабинете капитана порта… о, конечно, приличные девушки не зевают в обществе, как я мог забыть! Она просто чуть не заснула в кресле у камина, так что, едва мы поднялись на борт шлюпа, дочь дядьки Мирона тут же пожелала нам спокойной ночи и скрылась в своей каюте. А мы со Святославом Георгиевичем решили перекусить и устроились в салоне, где я, колдуя над плитой, принялся расспрашивать наставника кое о каких деталях недавней встречи с Руджиери.
В принципе я должен был сразу догадаться, что Ветров просто решил устроить мне очередной экзамен. Ну не может быть швартовка настолько неудобной и опасной, пусть даже и в парящем городе!
– Сейчас не может, – покладисто согласился Святослав Георгиевич, когда мы вернулись на борт «Резвого». – А еще лет двадцать назад швартовка шлюпов и яхт именно так и выглядела. Причем не только в Высокой Фиоренце, но и в других парящих городах. Это сейчас для подъема малых дирижаблей используют воздушный колокол, а тогда… Экипажи без нацепленных парашютов из спаснабора на посадку не заходили, уж очень велик был риск разрушения купола. Так-то. Зато можешь гордиться, с этой заколкой в платке зеленью каботажной тебя ни один «китовод» не обзовет. А если попробует, свои же и угомонят.
